Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Поговорим об этом позже, — бросила Мишель. — А теперь надо позаботиться о несчастных.
И не слушая больше Эррила, она подозвала Могвида к месту, где между двух кроватей лежали горец и огр. Оборотень подошел, едва не расплескивая воду из дрожащих рук.
— Отдай кувшины и принеси кружки, — приказала Мишель, но Могвид смотрел на нее, не понимая, словно в остолбенении, и только спустя минуту прошептал: «Сейчас достану», и убежал.
Мишель залезла в сумку и вытащила два пакетика из пергаментной бумаги. Затем позвала Елену.
— Раскроши листья и ягоды, — попросила она, смешивая оба пакетика.
Эррил понял, что больше ничего от Мишель не добиться, по крайней мере, до тех пор, пока она не сделает все, чтобы оживить пострадавших.
— Могу я чем-нибудь помочь? — спросил он.
Мишель пальцем попробовала воду в кувшине.
— Если сможешь, попробуй немного приподнять Толчука, а то, боюсь, эликсир даже не попадет ему в горло.
Эррил кивнул и протиснулся к голове огра. Осторожно откинув одеяло, он стал осторожно поднимать тяжелую громадную голову, но едва не выронил, обнаружив, что тело Толчука холодно, как труп, а в руке он по-прежнему сжимает какой-то предмет.
Разумеется, Эррил немедленно узнал камень, столь упорно зажатый в когтистой лапе — это было Сердце народа огров, и даже без сознания Толчук продолжал держать его, не выпуская.
Заинтригованный Эррил попытался разжать могучий кулак — быть может, именно в Сердце скрывается некий ключ к тому, что случилось в сарае. И с трудом Эррилу удалось поначалу отогнуть один палец.
— Что ты делаешь? — неприязненно спросила Мишель.
— Пытаюсь достать у него из руки Камень Сердца, — ответил Эррил, отгибая второй.
— Зачем?
Эррил посмотрел на эту странную мать и убрал с лица прядь черных волос, упавших на глаза.
— Камень может дать нам ответ на вопрос о том, с чем мы столкнулись. — И он продолжил попытки. Наконец, весь вспотев, Эррил все-таки раскрыл всю ладонь. Камень, всегда мерцавший таинственным светом, лежал теперь тусклый и мертвый, не вспыхивающий даже в свете лампы. Эррил потянулся к нему.
— Не надо! — вдруг пронзительно вскрикнула Елена, перестав смешивать травы и внимательно вглядываясь в лицо огра. Рука Эррила застыла на камне.
— Что ты так кричишь? — не поднимая головы, спросила Мишель.
— Ведь Камень всегда светился хотя бы слабым светом магии огров, — ответила девушка. — И там, в сарае, я тоже видела, как в сумке вспыхивает энергия, и я знала, что это Камень Сердца. Но если он держал его в руке, значит, это было что-то другое! Значит, что-то было в сумке!
Эррил убрал руку с камня, отбросил одеяло и полез в шерстяное нутро набедренной сумки. Мешок из козьей кожи по-прежнему был туго привязан к бедру Толчука, и под ним находилось что-то, размерами явно меньше священного талисмана.
Быстро оглядев Елену и Мишель, Эррил стал осторожно шарить в сумке, но там что-то вдруг зашевелилось, и он судорожно отдернул руку, задев краем ладони по камню.
Камень выпал из руки огра, а из нутра сумки вдруг снова полился пронзительно-яркий свет. Ослепленный, Эррил отступил на шаг и, часто моргая, стал смотреть на сумку. Правда, свет очень скоро угас, оставшись лишь смутным красноватым сиянием. Но и этот свет не лился спокойно, он то угасал, то снова вспыхивал, напоминая этими ритмами удары сердца.
— Отвернитесь! — крикнула Мишель.
Но Эррил, наоборот, подошел ближе.
— Что-то идет оттуда... — прошептал он.
Действительно что-то старалось выбраться из сумки, и через секунду все увидели, как из отверстия выглянула мордочка с усами и судорожно втянула в себя воздух. Потом наружу вышло и все тельце.
— Это крыса, — разочарованно протянул Эррил.
— Крал тоже говорил что-то про крыс, — вспомнила Мишель, на всякий случай прижимая к себе Елену. — Это отродье гвардии страха.
Но Елена покачала головой.
— Это не они. Эта крыса ранена. — Она указала на ранку на спине крысы, которая все еще отчаянно пыталась выбраться на свободу полностью. Казалось, рана не причиняет серой твари никакого вреда, и она двигалась так медленно скорее не от боли, а из осторожности. Глазки ее быстро оглядывали комнату.
— Свет... — вдруг ахнула Елена.
И Эррил тоже увидел, что свет исходит от крысы, и как только последний коготок освободился из сумки, свет стал чище и ярче.
— Это крыса светится! — изумленно пробормотала Мишель.
Крыса была самой обыкновенной речной крысой с серо-грязной шкуркой, но из-под этой пораненной шкурки текло розовато-нежное сияние, делавшее нечистое животное по-настоящему красивым, словно этот свет выявлял в крысе все хорошее и благородное, что в ней имелось.
— Что бы это могло значить? — тихо спросила Елена.
Но ни Эррил, ни Мишель ей не ответили.
Неожиданно входная дверь хлопнула, и все, включая крысу, вздрогнули.
— Этот вонючий харчевник дал мне всего одну кружку! — грустно объявил Могвид, входя в комнату.
— Тише! — зашипели все трое на оборотня, и тот так и остался стоять у двери.
Крыса, перепуганная шумом, быстро переползла с ноги Толчука на его грудь, а потом спряталась под тяжелым заросшим шерстью подбородком. Там она сидела, свернувшись в клубок, но свет ее от страха разгорелся еще ярче.
Этот свет омывал лицо огра, освещая его грубые черты и глубокие складки кожи. И как нежный свет открывал все достоинства простой речной крысы, так он облагораживал страшное лицо, открывая в нем его внутреннюю красоту.
— Ах, как он похож на своего отца! — прошептала Мишель таким нежным и столь не похожим на свой обычный голосом, что поначалу Эррил даже не понял, кто это произнес. И, повернувшись, он увидел слезинку, застывшую в углу глаза Мишель.
Но тут широкие ноздри огра дрогнули. Казалось, что таинственный свет, словно дым, проникает в легкие и будит спящего. Задвигались губы, будто Толчук что-то говорил во сне, потом веки упали на слепо открытые глаза.
— Что тут происходит? — не выдержал Могвид.
Мишель шикнула и махнула рукой в сторону сына.
— Теперь, мне кажется, он уже просто спит здоровым сном. Морок ушел. — Она наклонилась над Толчуком. — Ты меня слышишь?
Огр заворочался, заворчал и, не открывая глаз, спросил:
— Мама? Это ты, мама?
— Это я, сынок, — похлопала его по плечу Мишель. — Пора просыпаться.
— Но... Но отец хотел, чтобы я кое-что сказал тебе...
Мишель нервно оглянулась, и на лице ее было написано явное беспокойство.
А Толчук продолжал невнятно бормотать.