— Не хотите — как хотите. Спасибо вам, Константин, за всяческую помощь. Юраш, подай телефон.

Я поспешил уйти. Не хочу быть более посвященным в их грязные дела, нежели пришлось посвятиться на данный момент.

Софья возилась на кухне, бряцала посудой.

Надо бы зайти к ней, морально поддержать… Но я был не в силах. Очень хотелось побыть одному. И — если уж честно — нюхнуть кокаинчику…

Был момент тяжелого искушения: может, вернуться и попросить кокаина у соседа?

Но я устоял.

Закурив, я устроился на подоконнике. Все-таки из нашего дома открывается очень красивый вид на реку и лесной массив. Дом на Набережной… Дом, где все время кого-нибудь убивают…

Должен ли я попытаться отговорить Софью от участия в убийстве? Наверное, нет. Во-первых, это бессмысленно. А во-вторых — только так она и сможет вернуться к спокойной жизни: если уничтожит своих преследователей. Вернее, преследуют они не ее, а ее друзей. Но она — не из тех, кто друзей в беде бросает. В отличие от некоторых…

Черт, ведь кто-то из этих «королей нищих» виноват в гибели Веньки! А я даже не знаю кто. Может, снова попытаться расспросить Лещинского? Но он наверняка не помягчал за эти годы. Пошлет меня — как тогда. Венька спасал племянницу и получил пулю в спину. Чья рука послала эту пулю?

Может, господин Кривой в курсе той давней истории? Но — вряд ли… Вон у них сколько кланов и группировок… А мой Венечка для них, наверное, «мелочь», как и безногий солдатик Леша Рославлев.

Должен ли я сопровождать Софью к месту ее будущего преступления? Очень не хочется. Но — должен. Мужик я или кто?! И так вон полтеатра в данном факте сомневаются… Впрочем, они все равно ничего не узнают и перед ними я не смогу самоутвердиться таким способом. Разве что мы погибнем и наши трупы покажут в «Новостях», сопроводив комментарием, что знаменитый актер Константин Шереметьев… Или нас не найдут — даже если мы с Софьей погибнем?

Сигареты кончились. За новой пачкой нужно было всего лишь спуститься на первый этаж. Но у меня не было сил. К тому же из кухни понеслись такие приятные ароматы…

Софья — раскрасневшаяся от жара плиты, рукава засучены, косы отброшены на спину, голова повязана пестрым платочком — сосредоточенно поливала соусом какого-то зверя в духовке. Какая же она все-таки прелесть! И лечить умеет, и готовить умеет, и убивает классно… С такой женой не пропадешь!

— Кто у тебя там?

— Утка. Я обнаружила в морозилке. Надеюсь, Надежда Семеновна не обидится за своевольное обращение с ее продуктами?

— Она будет счастлива. Особенно — если мы и ей кусочек оставим. Мама — творческая натура. Она все время приобретает кулинарные книги, накупает продукты для приготовления сложных блюд… И уже на этом этапе теряет к ним интерес. То есть — готовлю в результате я, и вовсе не так вкусно, как хотелось бы. Правда, иногда она интерес не теряет и что-нибудь эдакое соображает… Но у нее это получается совсем уж неудобоваримо. А это что за соус? — Я мазнул пальцем по ложке и совершенно неприлично его облизал.

— Секрет фирмы. Будет утка. Два салата. Пирог с яблоками.

— А в честь чего пируем?

— Тризна, — коротко ответила Софья.

Я поперхнулся.

— Такой обычай был у древних славян, — пояснила любимая.

— Я знаю, что такое «тризна», — осторожно заметил я. — Но… По кому?

— Или — по ним. Или — по нам. Как уж получится.

Мы съели салаты и половину утки. Яблочный пирог поливали сливочным йогуртом — за отсутствием взбитых сливок. Выпили чаю. И по рюмочке «Бэйлиса».

— Как сказано в одном старом фильме: «После еды приходит время любви», — промурлыкал я, целуя Софью в шейку.

Я не особенно надеялся, ввиду того, что пережили мы сегодня и что предстояло нам завтра, но… Вдруг?

— Это из «Девушки моей мечты», да? — просияла Софья. — Мой Дедушка обожал эту картину! А Марика Рекк — правда, она божественная красавица?!

— Ты — лучше. Ты похожа на Вивьен Ли.

— Марика Рекк гораздо красивее, чем Вивьен Ли! Она… Рыжая и пышная! Причем рыжая от природы! А какая у нее кожа! Как розовый лепесток!

— Все равно ты — лучше.

— А ты знаешь, что она снималась в этом фильме, будучи беременной и мучаясь токсикозом?!

— Нет… И по лестнице на каблуках она скачет, будучи беременной?

— Представь себе! И ее все время тошнило. Особенно — когда она вертелась волчком на одной ножке. Или совершала сальто через голову.

— Какое мужество… Так как насчет любви?

— Да.

И мы пошли в спальню. И я оказался на высоте — кажется, моя мужская мощь потрясла и сокрушила бедняжку Софью: она при своей неопытности такого вообще не ожидала, и тем более — от меня. Во всяком случае, у меня такого уже лет десять точно не бывало… Засыпая, я подумал: наверное, организм предчувствует свою скорую гибель и потому концентрирует все силы на лучшем выполнении поставленной задачи.

После всего, когда мы лежали, прижавшись, в темноте, наслаждаясь ощущением приближающегося сна, я спросил:

— Ты выйдешь за меня замуж?

— Да, — спокойно ответила она.

Ну вот! Кто меня за язык тянул?! Но дело сделано. И теперь нужно было продолжать романтическую беседу в том же духе.

— Ты любишь меня?

Она долго молчала. Потом тихо сказала:

— Я не знаю…

— Как — не знаешь? Так не бывает! Или любишь, или — нет! — вскипел я.

— Наверное, люблю. Мне не с чем сравнивать. Я еще никогда не любила. Кажется, люблю… Хочешь, мы не пойдем в загс, пока я не буду уверена?

Я рассмеялся и поцеловал ее.

— Нет. Все равно пойдем. Если выживем.

— Если мы поженимся, нам проще будет удочерить Вику. А если Стас женится на Анюте, тогда не будет проблем с усыновлением Гоши.

— И наступит полная идиллия.

— Ты не против того, чтобы удочерить Вику?

— Я — за.

В тот момент, пресыщенный телесной радостью, перед лицом неотвратимой опасности, я готов был согласиться на что угодно: просто чтобы сделать Софье приятное.

Софья

В ту ночь я не могла спать. Лежала неподвижно, старательно сопела, притворялась спящей… Потому что мне очень хотелось, чтобы Костя заснул. А я наконец могла бы побыть одна, наедине со своими мыслями.

Я лежала и думала о том, что теперь моя жизнь не просто обрела смысл — она обрела высший смысл! Наконец-то я не просто мечтаю о справедливости, не просто желаю ее всей душой — я могу сама ее осуществить! Завоевать с оружием в руках. Как мой Дедушка — когда-то.