Откуда-то донесся крик — должно быть, часовой.

— Меченый! — Это Хорнштритт тряс его за плечо. — Мы должны оставаться у пулемета.

— Найди себе пулеметчика, — бросил в ответ Кордтс.

Тем не менее он поднялся и снова занял место за пулеметом. Мертвый солдат, которого какое-то время назад он бесцеремонно отпихнул ногой, смотрел на него невидящими глазами из-под вороха пулеметных лент и отстрелянных гильз, что валялись вокруг. И где-то посреди всего этого мусора с потолка свисала цепь, к которой, как ни странно, крепились кандалы. Кордтс выглянул в амбразуру, затем снова перевел взгляд на внутреннюю стену, чтобы лучше разглядеть это странное приспособление, но нигде его не увидел или же просто не смог разглядеть на этот раз.

Он увидел, как среди клубов дыма метрах в тридати-сорока от амбразуры движутся какие-то фигуры. Дождь и черное маслянистое облако, окутавшее подбитый огнеметный танк, значительно сузили видимое пространство, оставив нечто вроде крохотной сцены. Кордтса охватило желание отпрянуть назад, однако он заставил себя открыть огонь, когда Хорнштритт в очередной раз приготовил для него пулеметные ленты. Теперь ему вообще ничего не было видно, кроме дыма и груд мусора, которые вели к нему, и он ощутил себя голым. Он сердито оглянулся на Хорнштритта — тот деловито заправлял ленты, склонив голову намного ниже линии амбразуры. Пулемет имел хитроумное приспособление, позволявшее пулеметчику наклонить голову, но Кордтс не помнил, как оно работает. Его как-то раз учили; даже не раз, а путем нудных многократных повторений, но этот свой навык он ни разу так и не применил на практике. Да и вообще, он от природы был неловок и не умел обращаться с техникой. Когда Шрадер и его отряд первый раз направились к мосту, он еще не успел прийти в себя, чтобы задаться этим вопросом. И вот сейчас он со злостью подумал о том, что этот мерзавец Хорнштритт должен был ему показать, что делать, и в отместку пнул ногой напарника и крикнул, чтобы тот отрегулировал угол стрельбы.

Хорнштритт в ответ лишь устало пожал плечами и принялся крутить винты. Пуля прилетела ниоткуда, от ближайшей стены огня, и Хорнштритта отбросило на три метра назад с дыркой в голове. Сидевшие у стены солдаты тупо подняли на него глаза. Это тебе за Меченого, недобро подумал Кордтс. Правда, теперь он не знал, что делать, и ощутил себя едва ли не голым и страшно одиноким среди нескольких десятков других солдат. Гебхардт стоял в углу и разговаривал со Шрадером и еще одним унтер-офицером. Вид у Шрадера был измученный, он что-то бормотал Гебхардту, но тот его понимал с трудом. Наконец Шрадер обрел силы и заговорил громче, но словно автомат, не глядя ни на Гебхардта, ни на второго унтера.

Кордтс снова устало опустился рядом с Фрайтагом. От него не скрылось, что Шрадер посмотрел в его сторону, но затем пошел куда-то вниз.

Гебхардт снова утроился рядом с рацией и требовал поддержки со стороны артиллерии, которая должна была нанести удар на одно деление визира впереди них. Спустя минуту прогрохотал орудийный залп. В амбразуры и в щели тотчас повалила влажная пыль. Пулеметчики отпрянули назад. Взрывная волна сотрясла стены «Гамбурга», словно искала себе свободное пространство.

Гебхардт что-то кричал, но слова его были слышны разве что унтеру второго взвода, который стоял рядом с ним. Лицо унтер-офицера было бледным, и он устало смотрел на своих солдат, которые испуганно сжались в комочек у стены.

Гебхардт направился к дальнему выходу, и когда унтер второго взвода обратился к своим солдатам, те посмотрели на него со страхом, к которому примешивался отказ. Гебхардт хочет, чтобы они вышли под артиллерийский огонь — не иначе как в его голове родился некий безумный план, понятный только ему самому, столь же безумному, как и его детище. Было видно, что унтер злится, но не на своих солдат, а на Гебхардта: ведь стоило ему взглянуть на их лица, как его собственное приняло практически то же самое выражение.

— К черту все! — выругался он себе под нос, хотя по губам можно было догадаться, что он говорит. — Хазенклевер! Хазенклевер!

Откуда-то появился Хазенклевер и вместе с унтером своего взвода направился к выходу. Однако Гебхардт уже успел вернуться внутрь через переднюю дверь и теперь орал, чтобы они все шли вслед за ним. Лицо его было белым от злости, а может, ему было стыдно за свой безумный план, однако он не знал, что с ним теперь делать. В его голове имелась некая картина действий, и он никак не мог с ней расстаться.

— Мне твой совет, Хазенклевер, не нужен. Не сейчас.

А вот фельдфебель вполне мог бы его дать. Что касается Хазенклевера, то он и не собирался давать никаких советов; скорее, он умолял, однако при этом знал, о чем просить.

— Герр лейтенант! — крикнул он, с одной стороны, довольно властно, с другой — с мольбой в голосе.

— Послушайте меня, вы двое. Артиллеристы при желании способны вести прицельный огонь, вы только что сами это видели. Давайте спрячемся среди развалин и, когда обстрел прекратится, ударим по Иванам, прежде чем те поймут, что происходит. У нас будет преимущество, по крайней мере, в пятьдесят метров, если мы двинем на них, как только прекратится огонь. При условии, что вы сейчас отправите со мной своих солдат.

Эти слова были обращены к фельдфебелю; казалось, от удивления у него отвисла челюсть. Он посмотрел на лейтенанта и, не сказав ни слова, направился к своим солдатам. Некоторая доля правды, какая имелась в словах Гебхардта, была уравновешена горизонтальной силой взрывов, что сотрясала «Гамбург». Не один солдат подумал тогда, что если в первые секунды их вылазки с лейтенантом что-то случится, то все они дружно дадут стрекача назад, в укрытие, да что там — в любое более или менее целое здание, какое только окажется поблизости. Потому что они шли под огонь. Солдатский долг или какие-то другие невидимые глазу вещи делали отказ невозможным, если не сказать, немыслимым. Некоторые поднялись сердито, некоторые устало, некоторые с ужасом на лицах, а некоторые даже безразлично, словно хотели навсегда оставить здесь собственные тела. На всякий случай они проверили оружие, ремни, связки гранат, словно не делали того же самого десять минут назад.

Гебхардт, увидев, что они поднимаются, каким-то чудом сдерживался, хотя, похоже, ему до сих пор было стыдно за свое безрассудство. Он быстро пробежал взглядом по лицам тех, кому в ближайшие мгновения предстояло погибнуть, однако отказываться от своего плана не стал.

А затем он ни с того ни с сего сорвался. Подошел к ним и заорал что-то на счет того, что за пулеметом никого нет. Он высился в полный рост над Кордтсом, однако прямо на него не смотрел. Кордтс же, сам не зная почему, жестом попытался привлечь к себе внимание Гебхардта. Стоило ему указать лейтенанту на мертвое тело Хорнштритта и еще одного солдата, что валялся среди вороха пулеметных лент, как Гебхардта передернуло.

— Тогда найдите новых пулеметчиков, — заявил он. — Где Шрадер?

— Здесь.

Шрадер куда-то выходил, но уже вернулся.

— Пока огонь не прекратится, там ни черта не увидишь, — сказал он. — Нас просто прихлопнут на месте, как мух.