— Не знаю.

Она сунула помидор в рот и лукаво улыбнулась:

— Я не сказала, что ты ошибаешься…

— Когда ты говоришь такие слова, я называю это «фраза Кардашьян». И знаешь почему? Потому что сразу смотрю на ее, так сказать, заднюю… то есть оборотную сторону.[101]

— Тем не менее… — продолжила Никки, — все это лишь косвенные улики, не более. Вот если Тараканы найдут футляр с царапиной от ногтя, соответствующей нашему фрагменту кожи, тогда у нас появится хоть какая-то зацепка. Но даже это не будет доказательством вины Стелджесса. Мне нужны надежные, серьезные факты.

Рук положил Никки на тарелку еще кусочек курицы.

— И кто же это сказал, что факты — занятная вещь? Ужасная ошибка. Не помню, когда в последний раз меня позабавил хоть один факт. А вот интуиция и предположения… Это все равно что батут, наполненный веселящим газом.

— Я полностью согласна с тобой насчет Стелджесса — он наш основной подозреваемый. — Никки нахмурилась. — Очень жаль, что пришлось его пристрелить. Надеялась выжать из него кое-что. В глубине души я считаю, что это именно он убил Монтроза.

Теперь настала очередь Рука сомневаться.

— Я, конечно, не говорю, что ты ошибаешься… Но зачем?

Хит улыбнулась:

— Вот теперь ты рассуждаешь, как коп.

Проснувшись, Хит обнаружила, что лежит в постели одна. По привычке детектива она пощупала простыни — холодные. Она нашла Рука в его кабинете, за компьютером.

— Мне стыдно, Рук. Уже в третий раз на этой неделе я встаю позже тебя.

— Лежа в кровати в полном замешательстве и раздражении от этого запутанного дела и глядя, как меняются цифры на часах, я решил действовать по методу детектива Никки Хит. Я встал и отправился поглядеть на Доску Убийств.

— И что нового ты узнал?

— Что на Манхэттене очень шумно, даже в четыре утра. Я серьезно. С ума можно сойти, сплошные сирены и клаксоны.

Никки устроилась напротив Рука в большом кресле, зная, что это лишь предисловие к чему-то важному. У него был вид игрока, на руках у которого оказались все карты. Именно поэтому она всегда обыгрывала его в покер.

— Итак, я сидел и ждал в надежде, что какой-нибудь факт спрыгнет на меня с доски и скажет: «Вот он я, самый главный!» Ничего подобного. И тогда я пошел другим путем. Я спросил себя: «Чего у нас нет?» Ну, то есть, кроме преступника, сидящего за решеткой.

И меня осенило. Наверное, именно поэтому я не смог заснуть — потому что вчера мы говорили об этом деликатном предмете.

— Капитан Монтроз, — произнесла она.

— В точку. Ты сказала, что он всегда учил искать странности, «непарный носок», как говорится. Никки, да он сам и был странностью. Подумай об этом. Он вел себя совершенно не так, как человек, которого ты знала… Как человек, которого знали все вы.

Она пошевелилась в своем кресле, но не потому, что ей было неприятно говорить о Монтрозе, а потому, что она ощутила прилив энергии. Пока Никки не знала, куда клонит Рук, но опыт ей подсказывал, что он задает правильные вопросы.

— Итак, вспомнив об этом, я попытался понять, что же такое происходило с капитаном Монтрозом. Но не смог. А все почему?

— Да потому, что он стал замкнутым и неразговорчивым.

— Верно. Странное поведение. Он недавно потерял жену, дома поговорить было не с кем. Но ты же понимаешь: каждый человек, каким бы невозмутимым он ни хотел казаться, должен с кем-то делиться — если он, конечно, не патологический мизантроп и не королевский гвардеец в Букингемском дворце.

— Отец Граф? — спросила она.

— Мм… возможно. О нем я как-то и не подумал, а сосредоточился скорее на каких-то личных, дружеских отношениях. Друг детства, например, товарищ по закладной.

— Как это?

— Ну, знаешь, такой приятель, которому ты можешь просто позвонить среди ночи, что бы ни случилось, и он без всяких вопросов заложит свой дом, чтобы спасти твою задницу. — По лицу Никки Рук увидел, что она начинает понимать. — Скажи мне, кто самый близкий человек у копа?

— Его напарник, — уверенно ответила Никки и хотела было назвать имя, но Рук опередил ее:

— Эдди Хоторн.

— Как ты узнал об Эдди?

— И ты еще называешь себя подругой писателя? Есть такая маленькая штучка, Никки, называется интернет-поисковик. Я нашел множество ссылок с историями об отваге этой парочки со времен, когда они служили патрульными и детективами. Если бы они продолжали работать вместе после получения золотых жетонов, это была бы по-настоящему крепкая дружба.

— Однако Эдди уволился из полиции и переехал в другой город. — Воспоминание вызвало у Никки улыбку. — Я была на его прощальной вечеринке.

— Шестнадцатого июля две тысячи восьмого. — Он показал на ноутбук. — Замечательная штука «Google».

Рук нажал на несколько клавиш, и принтер ожил.

— Что там, уровень холестерина у Эдди Хоторна?

Рук взял из лотка две страницы и, подойдя к Никки, протянул ей одну:

— Это наши посадочные талоны. Такси из «Ла Гуардии» заберет нас через полчаса. У нас ланч с Эдди во Флориде.

Как только они вышли из здания аэропорта в Форт-Майерсе, Эдди Хоторн подъехал к тротуару на своем «меркьюри маркизе». Он вышел из машины, крепко обнял Никки, и, когда отпустил ее и посмотрел ей в лицо, глаза у нее заблестели так, как не сверкали уже очень, очень давно.

Хоторн отвез их в мексиканский рыбный ресторанчик, расположенный к западу от федерального шоссе 75, неподалеку от Дэниэлс-Парквэй.

— Хорошее местечко, и к аэропорту близко, так что вам не придется потеть, чтобы успеть на обратный рейс, — объяснил он.

Они сидели на улице, за столиком под навесом, защищавшим их от палящего полуденного солнца. Сначала Эдди и Никки вспоминали погибшего друга.

— Мы с Чарльзом служили вместе так долго, что люди смотрели на нас как на одно целое. Как-то я проходил мимо нашего сержанта — один, понимаете, — и вот он смотрит прямо на меня и говорит: «Привет, ребята». — Старый полицейский рассмеялся. — Да, так оно все и было. Хоторн и Монтроз, шип и роза,[102]это были мы, черт побери. — Эдди Хоторна, казалось, больше интересовали воспоминания, чем прекрасная еда, поэтому Хит и Рук просто слушали, наслаждаясь свежей рыбой, зажаренной на решетке, и теплой погодой. Когда разговор зашел о жене Монтроза, лицо старика помрачнело. — Это было ужасно. Никогда не видел, чтобы муж с женой были так близки, как они с Полеттой. Это любого может подкосить, но он… Чарльз стал совершенно другим, он был опустошен, я знаю.