А тем временем лазутчики Аттилы добрались до дворов этих королевств и стали уговаривать их правителей капитулировать и подчиниться, уверяя, что для их племён это единственная возможность выжить. Они не выдержат будущего вторжения гуннов, предупреждали лазутчики, а союз с разлагающейся Римской империей — просто глупость.

Ключевой фигурой и для Аэция, и для колеблющихся племён был король вестготов Теодорих — наиболее могущественный из варварских полководцев. Если он присоединится к римлянам, то у Аэция и его союзников появится хоть какой-то шанс на победу. А если сохранит нейтралитет или примкнёт к Аттиле, всё будет потеряно.

Теодорих хорошо сознавал свою важную стратегическую роль и настороженно относился к уловкам Аэция. Генерал уже столько раз манипулировал германскими племенами. В ответ на каждое официальное послание и каждое льстивое обращение он словно отстранялся от Аэция.

Я не ссорился ни с Аттилой, ни с вами, — писал он римскому генералу. — Сейчас зима, и люди должны отдыхать. Весной вестготы примут решение, руководствуясь нашими интересами, а не вашими.

Император Валентиниан всё так же оставлял без внимания будущую угрозу. В ответ на требования Аэция прислать ему больше солдат, оружия и припасов он присылал полководцу пространные письма с жалобами на неумелых сборщиков налогов, на жалкие пожертвования богачей, нечестность бюрократов, предательский заговор своей сестры и эгоизм военных с их планами. Разве армия не способна оценить всю сложность проблем императорского двора? Неужели Аэций не понимает, что император делает всё, что может?

Я подозреваю, что Ваши лазутчики дезинформировали Вас относительно намерений Аттилы. Должно быть, Вы не уяснили, что Маркиан приостановил выплату дани, которую Восток неизменно отправлял гуннам, и отозвал свои войска из Персии. Разве это не свидетельствует, что гнев Аттилы, скорее всего, обрушится на Константинополь? И разве Аттила не один из Ваших самых старых друзей? Разве гунны не служили в Ваших войсках и не были смелыми наёмниками в периоды Ваших кампаний? И разве моя половина империи не беднее, чем у Маркиана? Почему же Аттила пойдёт на нас войной? Ваши страхи преувеличены, генерал...

Это похоже на лепет ноющей и жалеющей себя жены, с горечью думал Аэций. Он знал, что Валентиниан расходовал немалые средства на цирки, церкви, дворцы и банкеты. Новые императоры отказывались признать, что они уже не могут жить, как жили в былые времена. Легионы набирались лишь наполовину. Вербовщики были подкуплены. Обмундирование и вооружение оставляло желать лучшего. Может быть, прорицатели правы, размышлял генерал. Может быть, Риму пора умереть. И мне тоже. Но всё-таки...

Он поглядел на зелёный Мозель, разлившийся от весенних дождей. Эта река давно уже перестала быть мощной транспортной артерией для императорской торговли, но сохранила своё значение для римского сельского хозяйства и коммерции в северных областях Галлии. Варвары могли смотреть на Рим свысока, но при этом копировали его на свой манер, смешно и как-то по-детски. Их церкви были неуклюжими, а дома грубыми, пища простой, животные неухоженными, а их презрение к письменности не поддавалось разумному объяснению. Однако они подражали римлянам, прихорашивались, надевая награбленную одежду, и обитали в полуразрушенных виллах так, как могут жить обезьяны в храме. Они старались готовить на анисовом и рыбном масле. Некоторые мужчины коротко стригли волосы по римскому обычаю, а некоторые женщины обменивали свои башмаки на сандалии в римском стиле и ходили в них, несмотря на грязь.

В этом что-то было. И если Аттила победит, исчезнет даже такая мимикрия. В будущем мир ждёт возврат к первобытной дикости, забудутся любые познания, философия и ремесла, для всех настанет пора заката, а христианскую церковь уничтожат. Неужели эти дураки не видят, что миру угрожает катастрофа? Но один дурак и шут всё ясно видел: Зерко. Не странно, что этот карлик сделался любимым спутником генерала. Он был не просто забавен — он был проницателен. И вернулся с информацией не только о силах Аттилы, но и о самом гунне. О его страхе перед развращающей цивилизацией. И это вопреки тому, что Аэций помнил Аттилу как самого спокойного, тихого и угрюмого из всех гуннов, с которыми близко познакомился, став заложником в их лагере. Аэций задумался над тем, был ли действительно так прост этот несчастный человек с его тайными душевными ранами.

Разумеется, он вовсе не был прост. Напротив, хитёр и предприимчив. Пока гуннские полководцы расхаживали в награбленных одеяниях и хвастались одержанными победами, Аттила заключал секретные союзы, умело пользуясь своей незаметной, но огромной магнетической силой. Он доказал, что является отменным тактиком и на поле боя, и в дипломатии. Пока остальные задирали носы, он поднимался всё выше, убеждал, находил сторонников и убивал. Гуннские всадники, совершавшие некогда набеги, напоминавшие эпидемии чумы, стали при Аттиле чем-то гораздо худшим: ордой будущих завоевателей мира, желавших вернуть его в блаженное состояние животной примитивности.

Всё это Зерко и пытался объяснить, однако он заметил и кое-что другое, не менее важное: основное ядро гуннской армии было невелико, варвары часто ссорились и грызлись, как собаки из-за куска мяса, а их настроение быстро менялось, если преимущество оказывалось не на их стороне.

— Они победят, только если Запад поверит, что они должны победить, — утверждал карлик. — Сразитесь с ними, мой господин, и они разбегутся, точно шакалы в поисках лёгкой добычи.

— Мои союзники опасаются выступать против них. Гунны сумели запугать мир.

— Однако часто именно бык бывает самым слабым и трусливым.

Молодой человек, которого привёз с собой Зерко, этот Ионас из Константинополя, тоже был смел и неглуп. Он влюбился в гуннскую пленницу — в его годы страсть способна поглотить человека, — однако облако этой страсти не заволокло его рассудок. Ионас оказался неплохим дипломатом и секретарём, несмотря на все мечты об освобождении и мести. Правда, юношу тяготили его обязанности писца, и он нередко заявлял, что хочет сражаться, но был слишком нужен и полезен на своём месте, и делать из него простого солдата явно не стоило. Аэций решил, что Ионас человек яркий и интересный, совсем как Зерко, и у него большое будущее. Как ловко он уклонялся от стрел своего соперника на поединке! Да ещё уверял, что Рим мог бы последовать его примеру. Генералу это понравилось. Когда стемнело и в воздухе повеяло мартовской прохладой, Аэций приказал зажечь огонь и пригласил к себе двух друзей.

Листья начали распускаться, а как только вырастет трава и её можно будет скормить лошадям, гунны поскачут на запад. Каждый союзник на этой стороне Рейна станет наблюдать за тем, сколько племён сумеет объединить под своими знамёнами римский генерал. Если он не проявит твёрдости, армия развалится.

— У меня есть поручения для вас обоих, — сказал Аэций.

Византиец оживился.

— Я бы хотел служить в вашей коннице и попрактиковаться.

— В своё время ты в ней ещё послужишь. Но сейчас у тебя более важная и срочная задача.