Так Жан и сделал. Ему следовало действовать очень осторожно. Пробраться будет нелегко, однако не стоило отчаиваться, если понадобится в зависимости от обстоятельств вносить изменения в свой план.

Действительно, в этих примыкающих к берегу реки графствах были подняты на ноги волонтеры, полиция неустанно рыскала здесь, разыскивая главарей повстанцев, в том числе и Жана Безымянного, — ему случалось видеть на стенах афиши с указанием суммы, которую правительство предлагало за его голову.

Поэтому беглец был вынужден идти только по ночам, а днем — прятаться в заброшенных лачугах либо в непроходимой чаще лесов, с величайшим трудом добывая себе кое-какое пропитание.

Жан неминуемо погиб бы от голода, если бы не милосердие окрестных жителей, которые, рискуя навлечь на себя неприятности, даже не спрашивали у него, кто он и откуда идет.

Время от времени неизбежно приходилось останавливаться и пережидать опасность. За пределами графства Лапрери, когда он пойдет через провинцию Онтарио, Жан надеялся наверстать потерянное время.

В течение 4, 5, 6, 7 и 8 декабря Жану едва удалось проделать двадцать миль. В эти пять дней (было бы вернее сказать — пять ночей) он почти не удалялся от берега реки Св. Лаврентия, продвигаясь по центральной части графства Богарне. Самое трудное, в сущности, осталось позади, ибо приходы западной и южной части Канады, удаленные от Монреаля, контролировались меньше. Однако для Жана опасность возросла: бригада агентов напала на его след у границы графства Богарне. Несколько раз благодаря самообладанию ему удалось сбить их со следа, но в ночь с 8 на 9 декабря он был окружен десятком людей, имевших приказ взять его живым или мертвым. Жан отчаянно защищался, тяжело ранив нескольких полицейских, но силы были неравны — его схватили.

На этот раз Жана Безымянного поймал не Рип, а начальник полиции Комо. Выгодное и громкое дело ускользнуло от руководителя фирмы «Рип и К°»; в графу доходов его коммерческой конторы так и не пришлось вписать шесть тысяч пиастров.

Весть об аресте Жана Безымянного тотчас разнеслась по всей провинции: англо-канадские власти были весьма заинтересованы в ее распространении. На следующий же день она дошла до приходов графства Лапрери, а днем 9 декабря была принесена в деревню Вальгатта.

На северном берегу Онтарио, в нескольких милях от Кингстона, стоит укрепление Фронтенак. Оно возвышается над левым берегом реки Св. Лаврентия, в которую вытекают воды озера; ее русло отделяет в этом месте Канаду от Соединенных Штатов.

Укрепление находилось в ту пору под командованием майора Синклера, имевшего в своем подчинении четырех офицеров и около сотни солдат 20-го полка. Своим расположением оно довершало оборонительную систему укреплений, включающую форты Освего, Онтарио и Левис, построенные для обеспечения защиты этих отдаленных территорий, подвергавшихся некогда набегам индейцев.

В эту-то крепость и был препровожден Жан Безымянный. Генерал-губернатор, которого немедленно известили о его аресте, решил, что не следует везти повстанца в Монреаль или в какой-нибудь другой крупный город, где его присутствие могло спровоцировать народные волнения. Поэтому из Квебека поступил приказ направить арестованного в крепость Фронтенак, посадить его там под стражу и отдать под суд — что было равнозначно смертному приговору.

При таком стремительном развитии событий Жана должны были казнить в двадцать четыре часа. Однако военный суд под председательством майора Синклера пришлось отложить, и вот почему.

В том, что арестованный являлся легендарным Жаном Безымянным, активным агитатором, ставшим вдохновителем восстаний 1832, 1835 и 1837 годов, никаких сомнений не было. Но какое имя скрывалось на самом деле под этим псевдонимом, под этой боевой кличкой — вот что хотело знать правительство. Это позволило бы, вернувшись назад в прошлое, сделать какие-то новые открытия, быть может, обнаружить какие-то тайные деяния, какие-то неизвестные общества, имевшие связь с восстанием.

Важно было установить если не личность, то, по крайней мере, происхождение этого человека, настоящее имя которого оставалось неизвестным, человека, имевшего какие-то особые основания скрывать его. Таким образом, военный трибунал пока не приступал к процессу, а Жана подвергли допросу с пристрастием.

Но он не выдал себя — он отказался даже отвечать на вопросы о своей семье. Пришлось отступиться, и 10 декабря арестованный предстал перед судьями.

Процесс не давал повода для дискуссий. Жан признался в том, что принимал участие как в первых мятежах, так и в последних. На суде он во всеуслышание, смело потребовал от Англии прав для Канады. Молодой патриот высоко держал голову перед притеснителями и говорил так, будто его слова могли проникнуть сквозь стены форта и быть услышаны всей страной.

Когда майор Синклер задал ему вопрос о его происхождении и его семье, он ограничился таким ответом: «Я — Жан Безымянный, франко-канадец по рождению, и вам должно быть достаточно этого. Совсем не важно, как зовут человека, который сейчас будет сражен пулями ваших солдат! Зачем вам знать имя покойника?»

Жана приговорили к смертной казни, и майор Синклер приказал увести его обратно в камеру. Одновременно, исполняя предписание генерал-губернатора, он послал нарочного в Квебек с извещением, что происхождение узника Фронтенака установить не удалось. Следует ли при этих обстоятельствах действовать дальше или нужно отсрочить приведение приговора в исполнение?

Уже целых две недели лорд Госфорд принимал активное участие в изучении материалов, относящихся к мятежам в Сен-Дени и Сен-Шарле. Сорок пять самых видных повстанцев содержались в тюрьмах Монреаля, одиннадцать — в тюрьме Квебека. Окружной суд готовился приступить к работе в составе трех судей, генерального прокурора и ходатая, представлявшего Британскую Корону. Был также созван военный трибунал под председательством генерал-майора, состоящий из пятнадцати старших офицеров-англичан, главным образом — из тех, кто помогал в подавлении восстания.

В ожидании приговора заключенные содержались в ужасных условиях, которые нельзя было извинить никакими политическими соображениями. В Монреале — в тюрьме Пуэнта-Кальер, в старой тюрьме, расположенной на площади Жака Картье, и в новой тюрьме, у подножия Курана, в страшной тесноте, в лютом холоде сидели сотни несчастных людей. Мучимые голодом, они едва перебивались выдававшимися им пайками хлеба — единственной их пищей. Они дошли даже до того, что умоляли о скорейшем суде, а, следовательно, и вынесении приговора, каким бы суровым он ни был. Однако, прежде чем позволить им предстать перед окружным или военным судом, лорд Госфорд хотел подождать, пока полиция покончит с обысками, чтобы все повстанцы, которых она сможет обнаружить, оказались в его руках.

Вот при каких обстоятельствах весть об аресте Жана Безымянного и о заключении его в крепость Фронтенак дошла до Квебека. Все поняли: делу независимости нанесен смертельный удар.

Было девять часов вечера, когда 12 декабря аббат Джоан и Лионель прибыли в расположение форта. Точно так же, как перед тем Жан, они поднялись вверх по течению вдоль правого берега реки Св. Лаврентия, затем переправились через нее, рискуя в любой момент быть задержанными. Правда, Лионелю ничто особо не угрожало за его поведение на ферме «Шипоган», зато аббата Джоана разыскивали агенты Джильберта Аргала, Поэтому путники вынуждены были принимать некоторые предосторожности, тормозившие их продвижение.