И кто же вдруг возник передо мной? Да ведь это моя знакомая из киоска с мороженым!

С ней мы вместе с Кристин и Ингве доехали на такси до Трумёйе. Я расположился на переднем сиденье. Дожидаясь такси, мы обнимались, и я, по-прежнему пьяный, протянул назад руки, и Сигрид схватила их. Ее руки почему-то оказались подозрительно грубыми.

— Ой, Карл Уве! — воскликнул сзади Ингве.

Все рассмеялись.

Я сердито отдернул руки.

— Сколько ты вообще выпил? — спросил Ингве.

— Пять штук, — ответил я.

— Пять бутылок? — не поверил Ингве. — Ты шутишь?

— Нет.

— Неудивительно, что ты так дико себя ведешь. Я бы на твоем месте уже валялся где-нибудь посреди улицы.

— Ага, — согласился я.

Тут такси остановилось, я расплатился, и мы вошли в дом. История повторилась, с той лишь разницей, что теперь Сигрид была совсем голая. Но нет, она не захотела. Белокожая, чудесная, пухленькая, она лежала передо мной и повторяла: «нет, нет».

Когда я на следующее утро проснулся, она исчезла.

Все еще пьяный я спустился на кухню, где завтракали Ингве и Кристин.

— Она на автобусе уехала недавно, — сказала Кристин, — велела передавать тебе привет и сказать спасибо за прекрасный вечер.

На улице было пасмурно. Я решил денек побездельничать, лежал на диване и читал, пока Ингве, работавший в ночную смену, не уехал. На следующий день Сигрид в киоске не было, вместо нее там оказалась девушка лет двадцати. Я спросил ее, где Сигрид, и она ответила, что Сигрид больше не работает и что вчера был ее последний день. Знает ли она, где ее найти? Нет, не знает.

Я был у Кристин еще пару раз и в последний вечер познакомился с ее вернувшимися из отпуска родными. Как и говорил Ингве, они были очень милыми. Мы взяли в прокате «Апокалипсис сегодня», Кристин и Ингве сидели, обнявшись, а я сел рядом с Сесилией. Иногда мы переглядывались и улыбались, точно младшие брат и сестренка, этажом ниже старших брата и сестры, которые никого не удивили бы, решив пожениться.

Весь вечер я ощущал какую-то напряженность, вот только откуда она взялась?

Мы немного стеснялись друг друга, — может, поэтому?

Я видел, как порой Сесилия словно пытается перехватить инициативу, как будто желая показать, что она не просто на равных с сестрой, но и очень от нее отличается.

Мне нравилось за этим наблюдать. За ее стремлением и тем, как она ему следует.

Сесилия занималась балетом и, по словам Кристин, делала успехи: после школы она собиралась на отборочные экзамены в Академию балета.

То, как она раскинулась на диване. Ее лицо — открытое и беззащитное, когда она улыбалась. Но нет, думать об этом было нельзя.

Однако я все равно думал.

Работать мне оставалось еще неделю, и когда Ингве отправился к Кристин, я поехал с ним. Там, у них дома, мне тоже нравилось — чудесная атмосфера и милые люди, это чувствовалось в каждой мелочи.

Я видел, с каким радушием они принимают Ингве и как он этому радуется, и я думал: ну что ты за дурак, принимай это как должное. И еще я думал о Сесилии, потому что, когда она была рядом, ее присутствие переполняло меня.

И я знал, что с ней происходит то же самое.

Сперва спать ушли их родители. Потом Ингве и Кристин.

Мы остались вдвоем в просторной гостиной. Сидя по разные стороны стола, мы чинно беседовали, потому что никакие наши чувства — ни те, что испытывал я, ни те, что, как мне думалось, испытывала она, нельзя было ни проявлять, ни высказывать.

— А ведь я видел, как между ними это началось, — сказал я. — Мы тогда были в Виндилхютте. Жаль, ты не видела. Очень трогательно получилось.

— Да, они трогательные, — согласилась она.

— Да, — повторил я.

Да что же за ситуация такая? Сижу в доме на Трумёйе, наедине с сестрой девушки Ингве?

Ситуация как ситуация. А вот с чувствами у меня проблема.

— Ну ладно, — она зевнула, — пора спать.

— Я еще посижу, — сказал я.

— Тогда увидимся за завтраком.

— Да, спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

И, двигаясь с присущей ей изящной уверенностью, она скрылась на лестнице. Как же хорошо, что мне скоро возвращаться домой, — можно будет обо всем этом забыть.

Следующим вечером, это был мой последний вечер перед отъездом, я пошел к Ингве в отель. Он работал в ночную смену и угостил меня здоровенной пиццей. Пока он работал, я сидел за столиком в лобби и ел пиццу, а Ингве иногда подходил поболтать. Он сказал, что Сесилия и Кристин отправились в город и Кристин скоро зайдет к нему. Про Сесилию он не знал. Но она все-таки тоже пришла, и я пошел с ними, в мой последний вечер, когда через несколько часов мне предстояло возвращаться домой. Я знал, что это глупо, но наша беседа с Сесилией иссякла, мы молча шагали рука об руку, сказать нам было нечего, мы прислушивались к дыханию друг друга, глубокому и прерывистому, а потом мы обнялись и поцеловались, и еще, и еще.

— Что мы творим? — спросил я. — Разве так можно?

— Я думала об этом с того самого момента, как впервые тебя увидела, — сказала она, обхватив мою голову ладонями.

— И я, — признался я.

Обнимались мы долго.

— В последний момент, — сказала Сесилия.

— Да.

— Только ты не жалей об этом, — попросила она. — Или нет, жалей. Но скажи, если пожалеешь. Обещаешь?

— Я не буду жалеть, — сказал я. — Обещаю. Ты на следующих выходных дома?

Она кивнула.

— Можно я к тебе приеду?

Она снова кивнула, мы поцеловались в последний раз, и я ушел. По пути я обернулся. Она помахала мне. Я помахал в ответ.

Когда я зашел к Ингве за ключами, он стоял за стойкой. О случившемся я ему рассказывать не стал. Сесилия теперь моя девушка? — раздумывал я, поднимаясь в темноте, какая бывает лишь в конце лета, по крутым улицам Арендала. И если так оно и есть, не смешно ли, что наши с Ингве девушки — родные сестры? Два брата крутят роман с двумя сестрами — ведь есть в этом нечто водевильное? А не все ли мне равно? К тому же Ингве живет в Бергене, я — в Кристиансанне, и вскоре они с Кристин едут в Китай.

Я был совершенно огорошен.

И она сейчас шла домой, чувствуя то же самое.

На следующее утро Ингве подвез меня до автобусной остановки. Я и тогда ему ничего не сказал. Сев, я посмотрел в окно, но Ингве уже шагал обратно.

Совершенно измотанный, я закрыл глаза. Когда автобус въехал в Гримстад, я уснул, а проснулся, лишь когда мы проезжали мимо зоопарка. На перекрестке на Тименес я сошел и сел на другой автобус до Буэна. Когда автобус ехал по Сульслетте, я по привычке высматривал в окне Яна Видара, но его там не было и машины возле дома — тоже.