– Не вмешивайся, когда мужчины разговаривают, – прошу ласково и даже улыбаюсь ей. – Так вот, Юлий, такая любовь у Светланы Игоревны ко мне страшная, как в книгах пишут: страсть, обида, месть и в бездыханное тело её сестры.

– Ксении? – охрипшим голосом уточняет Юлик, а я киваю. – Как это “бездыханное тело”? Я ничего не понимаю… вы сумасшедший?

– Иногда мне очень хочется им быть, – признаюсь, и пауза снова повисает, когда официант ставит передо мной запотевший стакан янтарного сока. – Так вот, возвращаясь к теме беседы…

– Юлик, не слушай его! – Света подаётся вперёд и хватает своего друга за руку. – Он всё это придумал, всё!

– Я ещё толком ничего не рассказал, а ты уже нервничаешь, – качаю головой, глядя на бледную Свету.

– Юлик, пойдём отсюда… пожалуйста, давай уйдём!

Тот же не реагирует, даже не смотрит на Свету. Только на меня.

– Света, может быть, ты расскажешь, что за препарат подмешала сестре в вино, когда на дачу её заманила? Что это было? Всё равно Ксения сдала анализ крови, скоро следователь и так всё узнает, но ты лучше сама признайся. Сними груз вины с сердца.

Я паясничаю, и от этого Света вовсе не в себе становится.

– Я ничего не подмешивала! – шипит и резко поднимается на ноги. – Не собираюсь больше всё это терпеть – я себя не на помойке нашла, чтобы всякие гадости и домыслы выслушивать. А ты, Юлик, если бы хоть немного меня любил, сразу бы ему в морду дал.

От зрелища, как Юлик пытается меня стукнуть, становится почти весело. Ну не из тех парней её кавалер, которые кулаками вопросы решают, без очков видно.

– Подраться мы всегда успеем, – заверяю, делая глоток сока, и смотрю на раскрасневшуюся от злости Свету поверх стакана. – Кстати, если тебе интересно, Виталик во всём признался. И сдал тебя. А теперь можешь уходить, разрешаю.

Она остаётся на месте, не двигается, будто её заморозили, а Юлик дёргает меня за рукав. Как маленький мальчик, потерявшийся в толпе.

– Виталик? Кто это? В чём он признался? Что вообще происходит?

Я его понимаю, потому что масштаб этого идиотизма так сразу и не осознаешь.

– Виталик – это бывший Ксении. Знаешь его? – Когда Юлик быстро-быстро кивает и тяжело сглатывает, я продолжаю: – Так вот, твоя подруга и этот ушлёпок напоили Ксению каким-то дерьмом… наркотики, что ли? В общем, следствие разберётся, но факт остаётся фактом: они её напоили до бессознательного состояния и… опозорили, в общем.

– Это бред! Меня оболгали! – тихо говорит Света и кулём оседает на стул.

– Ты же уходить собиралась, – усмехаюсь, а она смотрит на меня с такой ненавистью, что впору испугаться. – Вот и шла бы… сухари сушить.

– Юлик, не верь ему! Это неправда, я бы на такое никогда не пошла. Ты же знаешь меня, я ведь хорошая! – последнее слово она почти выкрикивает, и если бы в зале, кроме нас, ещё хоть кто-то был, точно уже пялились осуждающе. – Я ничего такого не делала!

– А зачем ему это? – бормочет себе под нос Юлик. – Какая от этого польза… такое придумывать?

– Да-да, делать мне нечего вот так вот шутить, – киваю, допивая свой сок. – В общем, я чего пришёл-то. Хотел тебе, Света, сказать, что на твоём месте любой вменяемый человек сознался бы сам. Виталик там столько о тебе наговорил, что ни один адвокат не отмоет. Подумай, Света, и не совершай глупостей. Такой вот дружеский бесплатный совет.

– Ты, правда, это сделала? – интересуется Юлик, а в глазах надежда. Глупая надежда влюбленного человека, у которого перед ногами разверзлась пропасть, в которую он вот-вот свалится.

– Вы ничего не докажете! – выплёвывает Света и вдруг закрывает лицо ладонями.

– Не плачь, детка. Чистосердечное признание, сама знаешь, облегчает наказание.

– Но я ничего не делала! – отпирается, отняв ладони от лица. – Почему вы верите всем, кроме меня? Ксюша где-то сама приняла наркоту и приехала ко мне уже такой… странной. Я пыталась её отговорить пить, но она хлестала вино, как не в себя, просила меня не лезть. А потом пришёл Виталик, и они выгнали меня. С моего же праздника выгнали! И трахались там…

Я готов её убить. Честно, не знаю, где нахожу в себе силы сдержаться, но вдруг Юлик хлопает кулаком по столу, и приборы жалобно звякают.

– Я знаю, где Света взяла наркоту, – говорит мне, а глаза его горят так сильно, что в темноте, наверное, способны светиться.

– Юлик, нет! Это не то, что ты думаешь!

Он смотрит на неё, но будто бы не видит, а она тянет руки, что-то пытается сказать, а я думаю, что не дай ей бог знать, что он сейчас о ней думает.

– Знаешь, я многое от тебя вытерпел за жизнь, – говорит Юлик тихо, но голос его звенит, и каждое слово гулко отдаётся в ушах. – Но я очень уважаю и люблю твою сестру… и такого она точно не заслужила.

– Но я не делала же ничего! – говорит Света, но в словах уже нет той убеждённости. – Почему ты поверил какому-то незнакомому мужику, но не веришь мне?

– Потому что я устал верить тебе. Очень устал. – И уже снова мне: – Роман Александрович… если нужно будет, я готов рассказать, где она наркоту берёт.

Я киваю, а Юлик поднимается на ноги и уходит. Со спины он кажется вмиг постаревшим, уставшим и очень… жалким.

– Ну что, довольна? Ещё одного человека, который тебя любил, уничтожила. Счастлива?

– Я тебя ненавижу, – всхлипывает и, облокотившись на стол, и запускает пальцы в распущенные волосы.

– От любви до ненависти, – усмехаюсь и, поднявшись на ноги, говорю: – Всё-таки советую самой пойти в полицию. Вот тебе контакты следователя, он тебя всё равно вызовет для дачи показаний, но лучше бы сама. Так, может, хоть на условку наговоришь, если со следствием сотрудничать будешь.

Она поднимает на меня затравленный взгляд и тихо говорит:

– Ты же должен был её возненавидеть… после этих фотографий. Как так, а?

– Моя ненависть слишком дорого обходится людям. Так что радовалась бы за сестру.

И уже почти уйдя, я разворачиваюсь к сверлящей мою спину взглядом Свете и говорю:

– Всё-таки иди к следователю, не затягивай. И да, убегать не надо. Всё равно догонят.

Когда выхожу из здания и жду свою машину, смотрю в чёрное небо и понимаю, что впервые за всю мою жизнь ночь не давит на меня темнотой.

Ксения.

Обвожу взглядом кабинет, а он серый и неуютный. Не то чтобы от полиции ожидаешь ярких красок и радостных моментов, но всё-таки – в прошлом кабинете, где я уже вывернула однажды душу наизнанку, мне было не до интерьеров. А тут, глядите, каждую деталь разглядываю, будто бы мне больше заняться нечем.

Пыльный подоконник, практически испустивший дух фикус, портрет президента в простой пластиковой раме, шкаф с криво поставленными в ряд папками и широкий стол, заваленный бумагами. Так, нужно собраться и перестать наконец-то нервничать.