и никуда не наматываю, и вы все сейчас в том убедитесь! – вскочил с колен Ала ад-Дин, выкатив глаза.

– Ахмед, прошу тебя, успокой нашего общего друга – он не дает мне сосредоточиться.

– Будет сделано, шеф! – обрадовался Ахмед, которому наконец нашлось дело по душе. Он пригнулся, выставил перед собой руки и начал надвигаться на юношу, заходя бочком.

– Нет-нет, – сразу остыл Ала ад-Дин. – Не надо, я сам. Я вот здесь, на стульчике, тихонечко посижу, – и он опустился на табурет, предварительно нащупав его.

– Вот так сиди. – Ахмед сложил руки на груди. – Ишь!

– Продолжим! – сказал Максим.

– Продолжим! – нетерпеливо повторил Саджиз. Его хвостик неистово вращался от нетерпения. – Что же ты предлагаешь?

– В общем, план следующий: загружаем Ахмеда лампами, что лежат в углу, и он их выносит из пещеры.

– Все? – почему-то испугался джинн, и глаза его вновь расширились до размера приличных тарелок.

– Да, о мой лупоглазый друг, – подтвердил Максим. – Все до единой.

– Но ведь!..

– Ты будешь слушать или нет?

– Я слушаю тебя. Говори же! – Саджиз навис над Максимом.

– Ахмед выходит из пещеры, там его встречает Абаназар и…

– Дай, я попробую закончить твою мысль, – попросил джинн, и, не дожидаясь разрешения, продолжил: – Проклятый колдун окажется единоличным господином три-на-десять джиннов, всех, кроме меня. И это, по-твоему, называется дать им свободу?

– Ты меня недослушал, – спокойно ответил Максим, глядя в ярко-зеленые глаза.

– Ну-ну, продолжай, – уже без особого вдохновения произнес джинн.

– Разумеется, Абаназар получит все лампы, но нужно хорошо знать Абаназара.

– А ты его знаешь достаточно хорошо?

– Более или менее, а вот Ахмед его отлично знает.

– О да! – важно кивнул Ахмед. – Вдоль и поперек. И еще наискосок.

– Вполне достаточно и первого, – остановил его Максим.

– И что же, по-твоему, о знаток человеческих душ, произойдет далее?

– А далее… – Максим с сомнением поглядел сначала на Ахмеда, а потом на Ала ад-Дина. – Нет, лучше я скажу тебе на ухо.

– Почему, шеф? – обиженно надул щеки Ахмед. – Неужели вы мне не доверяете, мне, вашему преданнейшему другу?

– Доверяю, Ахмед, причем абсолютно и полностью. Но ты ведь знаешь пословицу: меньше знаешь – крепче спишь.

– Но я не хочу спать, шеф! Я хочу отомстить вшивому колдуну за все те притеснения и издевательства, которых я натерпелся от него.

– Тебе представится такая возможность. Но если ты будешь знать лишнее, хитрый колдун – а он ведь хитрый, не так ли?

– Оч-чень, – подтвердил Ахмед.

– Вот видишь! Так вот, хитрый колдун враз раскусит тебя, и наш чудесный план можно будет выбросить на помойку вместе со всеми твоими любимыми сентенциями, пустопорожними замечаниями и набором базарно-тюремных словечек.

– Да понял я, шеф, понял, – мгновенно посерьезнел Ахмед. Выкидывать дивные словечки и замечания на помойку ему вовсе не хотелось.

– В таком случае дай мне свое ухо, Саджиз, и я все тебе разложу по полочкам.

– На.

Саджиз без лишних разговоров открутил левое ухо и передал Максиму. Тот, пребывая в полной прострации от происшедшего, повертел в пальцах дымящееся ухо джинна и, несколько придя в себя, бросил его обратно Саджизу, затем брезгливо скривил губы и отер руки о штаны.

– Да что вы за народ-то такой прямолинейный? Я просил придвинуться ко мне, а не обрывать себе ухи, то есть, уши! Разве непонятно?

– Так бы и сказал. – Саджиз прилепил ухо на место и для проверки пошевелил им – ухо работало исправно.

– А если бы я голову у тебя попросил?

– Дать? – как-то уж слишком наивно поинтересовался джинн.

– Нет уж, знаешь, спасибо, – Максима передернуло. – Типа, для работы и головы не жаль?

– Для дела, – уточнил джинн, выставив указательный палец.

– Ладно, мы опять отвлеклись на глупости. Придвинься ко мне, чего скажу.

– То есть дать ухо?

– В переносном смысле!

– Теперь я понял, см… Махсум, – джинн опустился пониже, и его острое ухо застыло перед самыми губами Максима. – И все-то у вас, у людей, в переносном смысле. Вы ничего никогда не говорите прямо и тем более не делаете.

– Только вот не надо обобщать. А то я тебе сейчас такого напрямую наговорю. И сделаю, если хорошенько попросишь.

– Кхм-м! Давай обойдемся без этого.

– Давай. А теперь прошу тебя: помолчи и послушай.

– Я весь внимание, о человек!

Максим приблизил губы к уху джинна и быстро зашептал в него. На подвижном, изменчивом лице Саджиза отражались то полная сосредоточенность, то легкое недоверие с примесью снисходительности, то неприкрытое презрение и еще множество самых разных эмоций.

– Ага!.. Угу!.. Ты думаешь?.. Не получится, хвост даю… А вот это… – иногда восклицал джинн, а Максим все шептал и шептал, не обращая внимания на замечания Саджиза.

Ахмед, которому все нужно было знать, вслушивался в тихое бормотание, выставив правое ухо, но к его глубочайшему разочарованию не смог разобрать ни слова.

Ала ад-Дин и вовсе приуныл, решив, будто о нем все позабыли – ведь его горе самое горькое, и ни в какое сравнение оно не могло идти с какой-то там свободой джиннов. Разумеется, с точки зрения юноши. Ала ад-Дин долго терпел, потом вдруг вскочил с табурета и бросился к Максиму, который до сих пор крутил в пальцах волшебную палочку. Максим и дернуться не успел, как юноша выхватил у него из пальцев палочку и отскочил обратно ко входу, прижимая волшебную вещь к груди.

– Стой, что ты еще задумал? – взмахнул рукой Максим.

– Я понял, вам всем наплевать на мое горе.

– Да какое у тебя горе, балда ты стоеросовая? – прорычал Ахмед, которому Ала ад-Дин со своей несчастной любовью надоел хуже горькой редьки. – Горе у него! Вот у меня горе: ни семьи, ни родных, ни дома, ни работы, ни денег. А у тебя что? Баба, видишь ли, замуж выходит! А-ха-ха, горе-то какое! Нытик вонючий.

– Я не нытик, а она не баба – не смей так говорить о моей прекрасной Будур, да отсохнет твой поганый язык! – выкрикнул Ала ад-Дин и взмахнул волшебной палочкой.

– Ы? Ы, ы! – перепуганный Ахмед с круглыми глазами заметался по зале. – Оуэ, ы! А-а-а!

– Вот тебе, получил? – злорадно захихикал Ала ад-Дин. – Будешь знать, как обзывать мою несравненную Будур!

– Ты чего сделал, индюк придурковатый? – медленно начал звереть Максим, закатывая рукава рубахи и наступая на притихшего Ала ад-Дина. – Да я же тебя сейчас на кабоб разделаю, морда твоя влюбленная! Я же тебе руки-ноги местами переменяю, оборву все, что выступает, и прикручу там, где выступать не должно!

– Н-не трогайте меня, – отступил юноша на шаг к стене. – Слышите? А то я…

– Я же тебя, гада, в бараний рог скручу! – продолжал наступатьМаксим.

– Исчезни! –