Через несколько месяцев в Шуриной жизни произошло значительное событие. На одном из приемов (кажется, это было открытие нового кинотеатра) ее представили импозантному блондину, одетому в стиле ретро. На нем был светло-серый костюм-тройка с удлиненным сюртуком. Он выглядел ожившей иллюстрацией к роману о русской интеллигенции конца девятнадцатого века – тонкие черты лица, густые пшеничные брови, сдержанный румянец.

– Граф Шульгин, – скромно представился он, мягко пожимая кончики Шуриных пальцев.

«Разве в наше время бывают русские графы?» – подумала Шура, но озвучивать свой вопрос постеснялась.

У него были мягкие руки и пронзительно-голубые глаза, которые изучали Шуру с таким пристальным вниманием, словно она уже сто лет была в федеральном розыске и вот наконец нашлась.

Шурочка уже собиралась по привычке весело представиться: «Шура!», широко при этом улыбнувшись, но словно какая-то неведомая сила приказала ей остаться серьезной, выдержать небольшую паузу и, слегка понизив голос, произнести:

– Александра Савенич. Художница.

Видимо, графу ее светская холодность понравилась. Во всяком случае, он немедленно предложил ей мороженого, и Шура, трогательно смутившись, согласилась.

– Тогда никуда не уходите, – улыбнулся Шульгин. – Вы какое предпочитаете? Малиновое, шоколадное? Или, может быть, фисташковое?

Он говорил все это, а сам смотрел на Шурины губы. И, подкрепленные таким нескромным взглядом, его слова теряли свой будничный смысл. Его интонации были такими, словно они беседовали о чем-то интимном.

«Вы какой секс предпочитаете? Оральный, анальный? Или, может быть, тривиальный? – не к месту подумалось Шуре, и она нервно хохотнула. – Господи, какая же я все-таки испорченная!»

– Мне все равно, – сказала она, а когда он развернулся, зачем-то с отчаянием крикнула ему в спину: – А вообще-то ванильное! Ванильное я люблю. Слышите?

Стоило симпатичному блондину отойти на несколько метров, как возле Шуры неожиданно нарисовалась Дианка. Похоже, дела ее пошли на лад: на манекенщице было вязаное платье из последней коллекции «Йоджи Ямамото»; Щура мысленно констатировала, что одно это платье стоит больше, чем весь ее гардероб. Диана была пьяна, но сносно держалась на ногах.

– Привет, подруга. Признавайся, откуда ты его знаешь? – Дианкины глаза подозрительно блестели – не то от шампанского, не то от жажды сплетен.

– Кого?

– Дурой не прикидывайся. Эрика Шульгина, кого же еще?

– Ах этого… Его зовут Эрик? Это как – Эдуард, что ли?

– Эрнест. – Диана скривилась, словно имя «Эрнест» казалось ей верхом неблагозвучия.

– Да я его и не знаю совсем, – пожала плечами Шура, – только что познакомились. Он предложил мороженого, я согласилась.

– Тогда мой тебе совет. Вцепись в него мертвой хваткой, подруга, и не отпускай, пока не придете в загс.

– Спятила? Мы знакомы три минуты, а ты уже нас поженила.

– Такой шанс выпадает один раз в жизни. – Диана покачнулась, но устояла на ногах. – Наверное, мне не надо больше пить.

– Тебе не надо было больше пить четыре бокала назад. Алкоголичка! – беззлобно выругалась Шура. – Пойдем, провожу тебя в туалет. А то натрескалась и несешь сама не знаешь что.

– Не знаю, что несу? – Дианкины глаза опасно сузились. – Да ты сама не знаешь, кто этот Эрнест! А говоришь…

– И кто же?

– Да, в общем, никто, – вздохнула Диана, – зато его папашка, – она возвела покрасневшие глаза к потолку, словно отец Эрнеста Шульгина был самим американским президентом, – дипломат. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.

– Какими последствиями? – не поняла Шура.

– Двухэтажная квартира в Строгине плюс коттедж в Жуковке. Летний «БМВ»-кабриолет и «зимний» «Мерседес». Супруга – восемнадцатилетняя топ-модель. Причем папаша годами не появляется в Москве. Так что все это в полном распоряжении Эрика.

– В том числе и восемнадцатилетняя топ-модель? – съязвила Шура.

– Дура. Я к тебе со всей душой, а ты… к словам придираешься, – надулась Диана. – Естественно, топ-модель работает папашиной тенью. Тоже не живет в Москве.

– А почему он сказал, что граф?

– Потому что делать ему нечего, – рассмеялась Диана. – Богатый бездельник он, вот кто. То есть нет. Очень богатый бездельник, – подумав, поправилась она, – у него такое хобби. Нарыл где-то свою родословную. Торчит целыми днями в Дворянском собрании. Говорят, – Диана понизила голос, – говорят, что на самом деле он эту родословную купил.

– Почему?

– Потому что фамилия его отца – Гаврюшин, – пьяно захихикала Дианка. – Он всем говорит, что взял фамилию матери. Только вот широкой общественности его мать вообще неизвестна!

Краем глаза Шура заметила приближающегося «графа», в его руках были серебристые вазочки с разноцветными шариками подтаявшего мороженого. Шура сделала подруге знак: мол, заткнись.

– Поняла, – покладисто кивнула Диана, – и все-таки ты не оплошай. Подыгрывай, если ему так хочется быть графом. Может, еще графиней станешь? – И, пошловато подмигнув, Диана отошла.

– Кто эта вульгарная особа? – нахмурился Шульгин, вручая Шуре вазочку и ложку.

– Которая? – Она рассеянно оглянулась. – Ах, эта. Не знаю. Первый раз ее вижу. По-моему, она просто пьяна.

Шура сказала это и покраснела. Какая слабохарактерность. Отречься от лучшей подружки (пусть иногда невыносимой, пусть безнадежно вульгарной, но все-таки лучшей) в угоду какому-то полузнакомому очень богатому бездельнику.

Лицо Шульгина просветлело:

– Знаете, мороженое сейчас растает. Ванильного, к сожалению, не было. Но я попросил гарсона облить его ванильным сиропом… Александра, вы ведь не из мещан?

«Псих какой-то!» – решила Шура, но на всякий случай, закатав глаза, серьезно соврала:

– У моей прабабушки было имение под Петербургом. В молодости она считалась первой красавицей даже в Париже.

– Так я и думал, – обрадовался очень богатый бездельник, – значит, вы тоже из наших. Наверное, вы похожи на свою выдающуюся прабабушку?

– Как две капли воды. – На самом деле Шура ни разу в жизни ни одну из своих прабабушек не видела и весьма смутно представляла себе, как они могли выглядеть.

– Знаете, а я сразу чувствую в человеке происхождение, породу, – задумчиво сказал Шульгин. – Я давно за вами наблюдаю, Александра. У вас тонкие пальцы. Высокий лоб. И потом – манеры. Вы так красиво ели канапе. – Он вновь многозначительно уставился на ее перепачканные ванильным сиропом губы.

А Шуре совсем не к месту вспомнилась другая сцена – как недавно это было, и сколько всего с тех пор произошло. Совсем другой человек ей вспомнился. Это тоже случилось на фуршете, там тоже была пьяная Дианка. Дежавю… «Ты, Шура, бросилась к столу, как матрос на амбразуру… Схватила самое большое блюдо… прямо пальцами хватала виноград… это выглядело так брутально… А когда дело дошло до шашлычков, я совсем пропал…»