— Я видел. Орудие стоит на краю обрыва, там оборонительный рубеж в два вершка шириной, ряд проволоки, да и всё, пожалуй, — продолжал Сергей развивать вслух свои соображения. — Ни мин, ни кольев.

— А на хрен они там нужны, — скептически буркнул Арсений. — И так голову свернёшь.

Он посмотрел на командира изучающе. Но, не найдя ничего утешительного, не то предложил, не то уточнил:

— А потом прыгнем?

— Можно прыгнуть, а можно и веселей, подорваться на гранате, — не стал разочаровывать его командир, и даже подмигнул. — Но перед этим можно будет из этой пушечки всю базу расстрелять.

— Подавить, как клопов на полатях! — о том же орудии кричал Войткевич, свесившись из кузова к дверце кабины, где Новик, высунув в окно одну руку со «шмайссером», другой крутил руль.

— Придется бросить, жалко! — ударил Саша по его чёрному текстолиту.

Хотя жалеть было уже как-то поздновато. Гусеница с одной колёсной пары «мерседеса» уже разлетелась в чёрные лохмотья, порванная взрывом гранаты, и литые шины на поворотах дымили копотью; одно крыло сорвано, из-за решётки радиатора подозрительно травил пар, и даже песок из продырявленных мешков на дверцах почти вытек.

— Ты доехай сначала!

— Голову прибери!

Саша вскинул руку с автоматом и в пару секунд, поворачивая и уходя в сторону, разогнал группу солдат, гуськом кравшихся вдоль выщербленной стены цеха, — только кирпичная крошка брызнула и зазвенела на серых касках.

Машину пришлось бы бросать, так или иначе. Это было видно невооруженным глазом, из любой точки базы, поскольку высота, действительно, была господствующей, замыкая материковую часть бухты с одного топографического края. Зенитное орудие, бог весть как взобравшееся на крутой подъём, стояло на каменном пятачке, к которому не только подъезда, но и подхода не видно было никакого другого, кроме выбитой в камне лесенки, шедшей, увы, с тылов бетонного сооружения.

— То ли дот, то ли штаб какой, — предположил Сергей Хачариди об этом же угрюмом бетонном блоке, откинувшись назад, за каменный валун древней осыпи, уже поблизости прибрежной скалы.

— Штаб береговой обороны, — присоединившись к нему, уточнил Антон Каверзев. — Офицер в зелёном сукне, а знаки различия флотского капитан-лейтенанта.

— Тю… — протянул с южногубернской многозначностью Малахов. — дотов мы не видали, — и пошарил на стриженом затылке, должно быть, в поисках ленточек бескозырки, которые следовало бы сейчас закусить, чтоб не слетела флотская гордость.

Но «гордость» сейчас была глубоко спрятана на дне вещмешка, в лесу, на попечительстве Вовки и других партизанских «сынов отряда».

— Что голый, честное слово, — вздохнул Малахов. — Где там твой офицер?

…Капитан-лейтенант береговой охраны, если и не подскакивал на месте от нетерпения и любопытства, то только из уважения к новеньким погонам. Не витые, конечно, как скажем, у корветтен-капитана, но всё-таки и не как у фендрика[67], с серебряным шитьём окантовки.

«Что же там происходит? — тянул цыплячью шею вчерашний фендрик. — От “фрегата”[68]мало чего добьёшься, отмахивается, как будто перед ним всё ещё курсант, а не боевой офицер; по привычке, конечно. А сам даром что надулся как индюк — видно же, понятия не имеет, ждёт, когда позвонят».

Весьма болезненный щелчок по затылку — точно в карты опять проиграл, на задней парте кадетской школы, — вышиб из головы новоиспечённого капитан-лейтенанта шаловливые мысли. С недоумением оглянувшись, он увидел на бруствере траншеи базарно-хитрую физиономию. Грязную, с мыском стриженых волос на лбу, как у пополнения последнего времени, когда общие признаки новобранцев никак не сочетались с опытом и наружностью матёрых мужчин.

— Ты кто? — чуть было не спросил юный офицер, но уже и сам догадался. Так что внутренности оборвались куда-то во франтовато узкие, чищенные до антрацитового блеска, сапоги.

Поэтому, когда физиономия спросила его на уже знакомом, но ещё незнакомом русском языке: — Ты что ли, тут оккупантом будешь? — Вчерашний фендрик набрал воздух в лёгкие, чтобы крикнуть «Allarm», но вдруг с ужасом понял: не стоит.

Русских в окопе было полно. Об этом красноречиво говорил часовой, только что стоявший за плечом с ненавязчивостью истукана. Теперь он беззвучно орал во всю пасть из-под съехавшей на нос каски, при этом как-то противоестественно вывернув челюсть за правый погон. Другой его солдат, что-то чинивший на корточках из своей амуниции, теперь вытянулся на дне окопа во весь рост, продолжая, вроде как, нашаривать маузер на дощатой стене. И русские всё лезли и лезли… Пока в шее капитан-лейтенанта что-то не хрустнуло, точно выключатель, потушивший в глазах свет.

Почти на уровне моря

Граната, прозвенев по рваному, едва ли не дореволюционному асфальту, хлопнула прямо под коляской мотоцикла, оторвав её от чёрного муравьиного тельца «BMW» и ещё выше подбросив пулемётчика с растопыренными руками, — будто всё ещё надеялся он ухватиться за куцый приклад «MG». С лихостью будёновской тачанки кузов «мерседес-бенца» пронёс в буром кирпичном ущелье Войткевича, который привалился задом к покатой крыше кабины и поливал из пулемёта преследователей.

Вот они в очередной раз сгинули в одном из закоулков производственной зоны. Дураков нет, — скоро снова появятся, пытаясь перехватить мятежный «мерседес» в следующем проулке, а пока…

Яков наспех вытер мокрое лицо рукавом с унтерской нашивкой:

— Ну вот, даже убьют впопыхах, без всяких речей и рыданий.

Вскарабкавшись по скошенному пандусу на длинную эстакаду вдоль какого-то пакгауза, загоняя его обитателей в дощатые ворота и сгоняя во двор, точно переполошенных кур, грузовик не столько пронёсся, сколько проковылял, будто инвалид, опаздывающий в керосиновую лавку. Веером разлетелись какие-то ящики с легионерскими орлами, гулко зазвенел целый строй чёрных баллонов со сжатым воздухом. И наконец, грохнувшись с эстакады так, что хрустнули полуоси ведущих колес, не привычный к этаким встряскам и гонкам трехтонный тягач окончательно выдохся. Даже бензобак, сорванный с лонжерона, опасно искря, заскрежетал вперёд машины по булыжникам грузового двора.

Войткевич — то ли выбросило его из кузова, то ли сам выскочил, — оказался рядом с кабиной и рванул на себя дверцу с изрешеченным мешком.

— Ты как?!

Новик не сразу оторвал лоб с налипшими чёрными прядками от кулаков, стиснувших руль.

— Бывало и лучше, — оттолкнулся он ладонями от руля. — Всё, совсем чуток не доехали.