— А Инге?

— А Инге — золотой!

— Сердечком?

— Сердечком! И маме тоже сердечком!

Шатров выбрал заказанные шары и передал их наверх, сыну. Они вернулись к столу с букетом ярких надувных шаров.

— Ну как, дамы, не утомились от этого шума? — осведомился Марат. — Не пора ли нам домой? — На дачу? — хлопнул ресницами Шурик.

— На дачу! — Инга прочитала ответ по блеску отцовых глаз. Девочка захлопала в ладоши: — Иван Петрович обещал к выходному горку залить!

Катя улыбалась. Хотя при упоминании об отце в душе что-то щелкнуло. Сколько он уже не пьет? Скоро год будет. Младший внук забрал деда с головой. Вдохновлял того на новые и новые подвиги. Каждый свой приезд на дачу они находили на территории городка то забавного снеговика, то крепость, то резную кормушку для птиц. Но Катя все еще не до конца верила в чудесное исцеление отца. Сколько времени он продержится?

Когда их «тойота» вплыла на территорию бывшей турбазы «Рассвет», первое, что они увидели, была ледяная горка, устроенная перед домом, с удобными ступеньками сзади, с длинной ледовой дорожкой, не сильно высокая, но и не маленькая, в самый раз для таких детей, как благовоспитанная Инга и шустрый маленький Шурик. Дети с визгом высыпали из машины и повисли на стороже.

— Сначала переодеться! — запоздало предупредила Катя — дети уже карабкались на ледовое сооружение, обновить.

— Я побуду с ними, — сказал отец, не спуская глаз с внука.

Шатров взял Катю за руку и провел мимо детей к дому. Она тянула за собой связку шаров.

В коридоре он забрал у нее шары и подтолкнул их в гостиную. Те медленно вплыли туда, будто осматриваясь.

Так же молча Шатров снял с нее шубу и снова взял ее за руку.

— Что за таинственность? — поинтересовалась Катя, поймав озорные смешинки в его глазах.

— Молчи.

Он подвел ее к обитой рейкой двери и, взяв за плечи, ввел в крохотный предбанник. Там было жарко. Вероятно, кто-то постарался и натопил баню к их приезду. Катя догадалась — кто.

— Ты хочешь напомнить мне мой первый визит в этот дом?

Шатров многозначительно кивнул, расстегивая ей платье.

— Ты с ума сошел, — улыбнулась Катя. — А если придут дети?

— Как же! Их теперь с горки часа два не стащить. Отец побудет с ними. Давай вспомним золотое время… Ты увидела меня в бане… во всей красе и сразу влюбилась!

— Это было неизбежно, тебе так идет мыльная пена…

— Еще бы! Мне, заметь, было весьма трудно ответить тебе взаимностью.

— Ах, ну да. На мне были, кажется, ватник и валенки?

— Ты забыла про шапочку! На тебе была потрясающая желтая шапочка.

— Желтая шапочка?

— Ну да. Она и сейчас так и стоит у меня перед глазами…

— Если бы я знала, что ты такой злопамятный!

Катя толкнула Шатрова, тот от неожиданности качнулся, и тогда она скользнула мимо него в баню. Марат догнал ее уже в парной. Она лежала на досках, сладко щурясь и поглядывая на него из-под полуприкрытых ресниц. Ее белое блестящее тело выделялось на фоне влажных коричневых досок.

— Ну, держись… — предупредил он и шлепнул Катю березовым веником пониже спины. Катя улыбалась в :темноте парной, впитывая спиной хлесткие целительные прикосновения влажных березовых листьев, млея от ароматного пара и, как обычно, немного пьянея от близкого присутствия Шатрова.

— Будешь впредь бегать с охотничьим ружьем за голыми дяденьками? — приговаривал Марат, орудуя веником.

— Буду, — твердила Катя, пока могла терпеть эту пытку веником.

Теперь — я! — наконец заявила она, и Шатров послушно лег, распластавшись на досках своим богатырским телом. Примерившись, Катя уселась сверху.

— О-о… — услышала она и размахнулась. Похлестав кое-как Шатрова и быстро выбившись из сил, она отбросила веник и ладонями разгладила спину своего мужчины, как чистый лист бумаги, соображая — что же на нем писать. Она провела горячими ладонями по плечам, нарисовала узоры на лопатках, пальцы ее пробежали вниз по позвоночнику — Шатров застонал.

— Терпи, — проскрипела Катя и, подвинувшись, обрисовала пальцем ягодицы.

— М-м-м… — раздалось снизу, и тяжелые руки Шатрова поползли вверх, доставая Катины коленки.

— Терпи, — смеялась Катя, продолжая пытку. Тело под ней собралось, стало напряженным и тяжелым. Она знала, что Шатров на пределе, потому легко вскочила на ноги и со смехом помчалась в душ.

— Террористка! — донеслось ей вслед. Он догнал ее в душе, собрал в охапку, и Катю мгновенно заразила исходившая от него страсть. Он впился губами в ее рот, обе руки его стремились обхватить ее всю. Катя подчинилась силе его желания и, соединяясь с ним, как уже было не раз, теряла себя, перетекая в него, растворяясь в струях воды, бегущей на них сверху, блуждая в водопаде любовного экстаза, теряя под собой землю, ощущая собственную невесомость по отношению к земле. В эту минуту для нее существовала единственная сила притяжения, и вопреки всем известным законам Катя теперь подчинялась только ей…

Потом, позже, они сидели в гостиной у камина — усталые, притихшие — и посматривали друг на друга под негромкий гомон детей.

Вечером пришел отец, как обычно — рассказать перед сном внуку сказку.

— Вот, забыл, отдать. Вчера получили. — Отец протянул Кате конверт.

Это было письмо из Америки. Даша писала кратко и сдержанно. Но Катя вполне понимала, куда идут сейчас Дашины эмоции. Сестренке не до длинных писем. Она сообщила только, что летом они прилетят в Россию, чтобы взять на усыновление ребенка. Филипп, оказывается, вынашивает эту идею с того самого посещения детского лечебного центра. Анюткино же письмо, напротив, было полно эмоций и подробностей. Племянница писала про новую школу, друзей, дельфинарий, куда Виталька ходит на специальные занятия. Он прекрасно ладит с дельфинами, а те — с ним. Она описывала дом у моря, где они проводят уик-энды. В конце письма она спрашивала о своем отце. И еще интересовалась, растаял ли в России снег…

Катя посмотрела в окно. Снег летел большими пушистыми хлопьями густо, словно в небе кто-то вытрясал гигантскую перину.

— Что пишут американцы? — спросил Марат.

— Интересуются, какая у нас погода.

— А Саша хотел сегодня лизнуть сосульку, — доложила Инга, не отрываясь от своих занятий — она рисовала. — Ему ведь нельзя?

Катя посмотрела на девочку, как бы раздумывая.

— Сосульку, говоришь?

— Да, у дедушки на сторожке огромные сосульки висят, и я…

— Напиши, что у нас вовсю бушует весна! — подытожил Марат. — Пусть завидуют.