Джейн чувствовала, как трепетал Уоллингфорд, как его широкие, мощные плечи дрожали под ее ладонями. Сейчас она могла чувствовать мускулы своего возлюбленного под белой рубашкой, которые напрягались в одном ритме с движениями его пальцев.

— О боже, Джейн! — прошептал Мэтью. — Откройте глаза и позвольте мне смотреть на вас. Настоящую нас.

Джейн повиновалась просьбе и увидела Мэтью, который внимательно изучал ее лицо, медленно и глубоко лаская желанное тело пальцами. Она чувствовала, как вот–вот наступит кульминация этой любовной игры, и ощущала, как все больше сочится влагой, орошая руку любимого. Ресницы Мэтью затрепетали, он убрал свою ладонь, и Джейн крепко ухватилась за его плечи.

— Я хочу узнать ваш истинный вкус, смешанный с ароматом айвы.

Мэтью поднес ко рту свою руку — ту, которой сжимал благоухающие цветы, а потом ласкал Джейн. Он прикоснулся губами к блестящим от влаги пальцам, а потом припал к устам Джейн. Язык Мэтью скользил по рту любимой точно так же, как только что скользили внутри ее тела пальцы, медленно доводя скромницу до оргазма. Мэтью дарил Джейн страстные, полные вожделения поцелуи до тех пор, пока все ее тело начала бить дрожь удовольствия. Только доведя Джейн до экстаза, Мэтью отпрянул и долго смотрел, как она слабеет в его объятиях.

— Скажи это, Джейн, — прошептал он, ублажив ласками клитор возлюбленной и разрушив ее разум, ее тело и, как призналась себе Джейн, ее душу. — Скажи это.

— Мэтти, — тихо произнесла Джейн, встречаясь взглядом с любимым. Слеза сползла из глаза под линзами очков к щеке, где Мэтью прикоснулся к ней губами. — Что же вы со мной сделали?

Вечером Реберн и Анаис приехали навестить Сару, Джейн была рада видеть подругу, а Мэтью наслаждался, наблюдая за своей тайной возлюбленной. Граф с наслаждением вспоминал прошедший день и те мгновения, когда она трепетала в его объятиях.

Мэтью не стал принимать ванну после их близости во время пикника, он хотел постоянно ощущать запах любимой, которым пропиталась его кожа. Мэтью отчаянно хотелось быть рядом с ней, стать ее частью.

Джейн призналась, что страстно желала Мэтью, но он не хотел знать, какими она видела их отношения. Он мог лишь воображать, какие интимные ласки эта скромница могла позволить, и надеяться на скорое продолжение их связи. Уоллингфорд не был настолько глуп, чтобы верить, что Джейн подарит ему свою девственность. Граф знал, что не будет просить ее об этом, не будет спрашивать о цене невинности Джейн — цене, которую он никогда не сможет заплатить.

И все же Мэтью никак не мог отделаться от настойчивого желания заполучить ее девственность, вылепить ее тело по своему вкусу, так, чтобы оно подходило ему — только ему одному. Уоллингфорд никогда не заботился о том, что он будет первым, кто овладеет женщиной, — но не в случае с Джейн. Было что–то дикое, первобытное в ломке тела возлюбленной, в том, чтобы заставить ее принять его, Мэтью, в том, чтобы ощутить ее кровь на своем теле. Уоллингфорд думал, что это низменно, просто чудовищно, и все–таки не мог не осознавать: он бы с превеликой гордостью наблюдал за девственной кровью Джейн, которая оросила бы его крепкий ствол.

Реберн задумчиво оперся о балюстраду, и Мэтью проследил за пристальным взглядом друга, заметив, что тот сосредоточен на Джейн. Уоллингфорда не волновали ни вспышка изумления в глазах Реберна, ни самодовольная улыбка, игравшая на его собственных губах.

— О Боже! — с чувством произнес Реберн, и его улыбка стала шире. — Ты пришел, увидел и победил. Ты влюбился в эту маленькую серую мышку.

Все тело Мэтью напряглось от раздражения.

— Не называй ее так! — резко бросил он, останавливаясь взглядом на Джейн, на изящном изгибе ее шеи, колечках рыжих волос, ласкавших ее кожу.

— Почему нет, ты же так делаешь, — язвительно усмехнулся Реберн. — В моих ушах прямо звучит, как ты называешь ее неприметной, чопорной, унылой старой девой.

— Ну, возможно, я был не прав, — признал Мэтью. Реберн театральным жестом приложил руку к сердцу и издевательски отступил на шаг назад:

— Не прав? Граф Уоллингфордский ошибся в женщине? Это невозможно, мой друг. Ты никогда не ошибаешься в женщине, которая тебя заинтересовала.

Бросив недоброжелательный взгляд на Реберна, Мэтью скользнул рукой в карман пиджака в поисках сигары. Взяв деревянный коробок спичек, он с раздражением чиркнул серной головкой и зажег сигару, потом прикурил и бросил спичку на землю.

— Ну же, Уоллингфорд, признай, что этой мышке каким–то образом удалось привлечь твое внимание.

Мэтью прислушался к смеху Джейн, которая секретничала с Анаис. Даже через застекленную дверь он чувствовал близость любимой и буквально видел, как свет масляной лампы отражается в линзах ее очков, как отсвет пламени камина освещает ее золотистые пряди, строго стянутые назад.

Несмотря на расстояние, которое разделяло их, тело Мэтью так чутко реагировало на присутствие возлюбленной, словно она стояла совсем рядом. Уоллингфорд видел, как смеется Джейн, как трогательно она сжимает руки Анаис. Лицо любимой разрумянилось, и граф получал истинное наслаждение, наблюдая за его беспечным и веселым выражением. Джейн была полна жизни и радости, ее кожа ярко пылала, пока она хихикала в компании Анаис. Мэтью думал о героине своих многочисленных портретов, вспоминая о том, как она сладко извивалась под тяжестью его тела, как на ее лице отражалось истинное блаженство, а нежная кожа буквально горела от возбуждения.

— Она — вовсе не пресная серая мышка, — тихо пробормотал Мэтью, все еще сомневаясь, стоит ли делиться сокровенными чувствами с другом.

— Неужели? — осведомился Реберн, внимательно разглядывая Джейн.

— Это на самом деле так. Определенно, в ней есть что–то особенное, — подтвердил Уоллингфорд, не в силах отвести от любимой взгляд. — Что–то, что я не могу описать или понять. Ее внешность далека от стандартов красоты, принятых в обществе, и все же я не могу думать ни о какой другой женщине с тех самых пор, как встретил ее на твоей свадьбе. В ее лице есть нечто, что неудержимо притягивает меня.

— И ты считаешь ее красивой? — чуть не подавился от изумления Реберн.

— Неужели так чертовски трудно в это поверить? — прорычал Мэтью, ощущая, как все внутри наполняется гневом и яростной потребностью защищать. До Джейн он не питал подобных чувств ни к одной женщине.

— Да, это непросто, — ухмыльнулся Реберн. — Это почти невероятно. Ты всегда удостаивал женщин лишь мимолетных взглядов, я и подумать не мог, что ты можешь смотреть на них серьезнее. Раньше ты обращал внимание исключительно на внешность. Но, судя по всему, ты посмотрел на мисс Рэнкин иначе, сумел разглядеть то, что у нее внутри. Ты смог увидеть дальше ее очков и строгой манеры одеваться — и заметил подлинную красоту.

— Ты несешь чепуху, Реберн, — проворчал Уоллингфорд, не выпуская сигару изо рта. — Похоже, медовый месяц превратил тебя в романтичного глупца. И ты анализировал всю эту… эту привлекательность, которую я сумел разглядеть в мисс Рэнкин. Боюсь, моя тяга объясняется не любовью или страстью, а гордостью. Если она отвергнет меня, мое «эго» может этого не перенести.