И это ее пугает.

Она считает также, что Келледи - какие-то духи, обитающие на земле.

- На этот раз я не могу ничего забыть, - пожаловалась она мне.

- Но если ты все это знаешь, - спросила я, - если ты в это веришь, тогда почему ты в больнице? Может, и мое место тоже здесь?

И знаешь, что она мне ответила?

- Я не хочу верить в это! Меня от фей просто тошнит! Но в то же время я не могу забыть, что все они существуют на самом деле, все эти неземные создания и ночные кошмары. Все это есть, и никуда от этого не деться.

Я вспомнила про Каттера и того, второго парня в его квартире, вспомнила о том, что сказал про них Сирин. Значит ли то, что он говорил тогда, будто и моя мама - плохой человек? В это я никак не могу поверить.

- Но ведь принято думать, что их на самом деле нет, - продолжала мама. - Вот от этого-то я и схожу с ума. В разумном мире, в том, в котором я выросла, подобные вещи никогда не могли стать реальными. Келледи могли бы устроить так, чтобы я снова про все это забыла, но тогда опять начнется - мне будет вечно казаться, что я не могу вспомнить что-то очень важное. А это тоже сумасшествие, только другого рода. Словно что-то болит, но что именно - непонятно. И от этой боли никак не избавиться. Нет, уж лучше мне лежать здесь, по крайней мере, лекарства не дают мне окончательно свихнуться.

Мама отвернулась к окну палаты, а я проследила за ее взглядом и увидела маленького человечка-обезьянку, пересекающего лужайку, он тащил за собой свинью, на спине у которой была поклажа, как у вьючной лошади.

- Лесли, ты не могла бы… не могла бы попросить сестру, пусть принесет мне лекарство, - прерывающимся голосом попросила мама.

Я попыталась убедить ее, что надо смириться с тем, что она видит, но она даже слушать не желала. И продолжала просить, чтобы я сходила за сестрой, так что в конце концов я пошла и привела сестру.

И все-таки я думаю, что во всем виновата я.

Теперь я живу у Келледи. Папа собирался отправить меня в интернат, потому что часто отсутствует и не может уделять мне внимание. Раньше я не задумывалась об этом, а когда он так сказал, я поняла, что он совсем меня не знает.

Мэран предложила мне пожить у них. И в день своего рождения я переехала.

У них в библиотеке есть одна книга - да что я говорю «одна»! По-моему, у них там десять миллионов книг! Но та, которую я имею в виду, написана одним здешним писателем, его зовут Кристи Риделл.

В ней он пишет о феях и о том, что все считают их духами ветра и тени.

«Музыка фей - это ветер, - объясняет он, - а их передвижение - игра теней в лунном или звездном свете, а то и вообще без света. Феи всегда живут рядом с нами, словно духи, но помнят о них только городские улицы. Впрочем, улицы никогда ни о чем не забывают».

Я не знаю, может, и Келледи как-то связаны с духами. Знаю только одно: видя, как они живут друг для друга, как преданно друг о друге заботятся, я стала с большей надеждой смотреть в будущее. Ведь дело не в том, что мои родители не ссорились, мы просто не проявляли друг к другу интереса. И я стала думать, что так живут все, ведь другого я никогда не видела.

Поэтому теперь я так стараюсь помочь маме. Я не говорю с ней о том, чего она не хочет слышать, но сама продолжаю верить в фей. Как сказал Сирин, мы - просто две ниточки одной Истории. Иногда мы сходимся на какое-то время, а иногда расходимся. И как бы ни хотела каждая из нас это изменить, обе наши истории правдивы.

Однако я все еще надеюсь, что бывают и счастливые концы.

Итак, Мэйзи Флуд изо всех сил старалась, как говорится, вставить круглую палочку в квадратную дырочку. Но временами одного старания бывает недостаточно, особенно когда чувствуешь, что должен нести свою ношу в одиночку. Иногда нужна пусть небольшая, но посторонняя помощь.

Один из тех, к кому обратилась Мэйзи, был уличный предсказатель судьбы, его звали Костяшка, он уже фигурировал в нескольких книгах, в основном в «Trader» (1997) и в «The Onion Girl» (2000). Однако он и его возлюбленная Кэсси впервые появились в «Dreaming Place» (1990), которое издательство «Фэйрчайлд» планирует переиздать в будущем году или еще когда-то.

Как мне рыть,

Как мне копать,

Как со дна твоей души

Чувства мне твои достать?

Хэппи Родс* [Родс Хэппи (р. 1965) - американская поп-певица, обладающая голосом в четыре октавы.] «Слова не для трусливых»

Огромная, словно вспухший серебряный диск, пылает в небе луна, кажется, будто она угнездилась прямо на крыше старого дома Кларка и балансирует там в северо-восточном углу, над искореженные ми останками дымовой трубы, напоминающей то ли шаткий флагшток, спустивший флаг на ночь, то ли оловянную руку какого-то великана, подающего загадочные знаки, понятные только таким же оловянным великанам, но, уж конечно, не мне.

Но это не мешает мне шагать по замусоренным улицам Катакомб и любоваться силуэтом трубы на фоне луны. Я чувствую себя здесь чужой, и, по-моему, эта луна чужая тоже. Она кажется ненастоящей, напоминает скорее раскрашенную декорацию для съемки фильма сороковых годов, хотя вряд ли можно придать фанере такую сочность красок. Мы обе здесь чужие. Впрочем, луна выглядит так, будто она чужая везде. Но я когда-то была в этих местах своей.

А теперь нет. Никто даже не предполагает, что я сейчас здесь. Теперь у меня появились обязанности, я за многое отвечаю. Как любой исправный налогоплательщик, я должна стремиться к тому, чтобы все дела были сделаны. Я и стараюсь быть примерным налогоплательщиком, но сейчас вместо этого слоняюсь по трущобам и вот стою перед своим старым логовом, в котором когда-то самовольно поселилась, и не могу объяснить вам, зачем я сюда пришла.

Нет, это не совсем так. Догадываюсь, конечно. Но не могу выразить словами.

- Ты когда-нибудь видела полную луну за городом? - спросила меня Джеки, вернувшись с дачи, где она гостила у подруги. - Она там прямо-таки все небо занимает.

Я снова подняла глаза, посмотрела на луну и подумала, что она и здесь ничуть не меньше. Может быть, потому что эта часть города во многом напоминает защищенный уголок природы - во всяком случае, она больше смахивает на загородную глушь, чем какие-то другие районы в этом нагромождении стекла и бетона. Некоторые сказали бы, что сельскую идиллию скорее вспоминаешь в парке Фитцгенри или на берегу озера к западу от дамбы, когда минуешь киоски, ларьки, гостиницы, но, по-моему, они ошибаются. В подобных местах можно только сделать вид, что тебя окружает вольная природа, они лишь похожи на нее, а на самом деле природу здесь давно приручили. А Катакомбы и впрямь - одичавшая часть города, хищно требующая своего, она не просит, она забирает. При свете этой пухлой луны так и чувствуешь, что дикость прячется где-то в потемках, растянув губы в наглой дикарской улыбке.