меня жестко и быстро, в отличие от моих первых неуверенных попыток, знает, что делать. Он царапает клыками мою нежную кожу, когтями впивается в стену, чтобы не порезать меня, а хвостом обхватывает мой живот, помогая мне оттолкнуться, чтобы принять его.

— Катон! — кричу я. Удовольствие проникает в меня, когда он отклоняет мои бедра, чтобы попасть в ту точку внутри меня, от которой у меня заслезились глаза. Мой клитор пульсирует от его хвоста, пока он вбивается в меня.

Пока он это делает, я замечаю запах, восхитительный запах, от которого я стону.

— Что это за запах? — задыхаясь, спрашиваю я.

— Мой брачный аромат, — урчит он. — Наполняю тебя, покрываю, чтобы ты всегда пахла мной, и никто другой не мог к тебе прикоснуться. Ты. Моя! — рычит Катон, снова вонзая клыки в мою шею, удерживая меня на месте, пока грубо и жестко берет меня.

Боль смешивается с удовольствием, и не успеваю я опомниться, как снова кончаю, кричу, как он и хотел. Зарычав, Катон отстраняется, и я слышу, как он наваливается на меня. Через минуту он покрывает спермой мою спину, задницу и киску, окутывая меня своим восхитительным ароматом, а затем снова оказывается во мне.

Он вынимает клыки из шеи, а ранки зализывает языком.

— Я еще не закончил с тобой, моя пара, — рычит мне в ухо.

Катон отрывается от меня, поднимает и впечатывает спиной в стену, насаживая меня на свой член. Одной рукой он упирается в стену, а другой — в шею, откидывая мою голову назад, и от этого давления я глубоко вдыхаю. Я скачу на нем изо всех сил, пока он берет меня. Его пылающие глаза не отрываются от меня, с клыков капает моя кровь, и он рычит.

— Моя, моя, моя, — напевает он.

— Твоя, — обещаю я, но мой голос затихает, когда он снова сжимает мое горло. Набрасывается на мои соски, облизывая, покусывая и втягивая кровь, оставляя следы укусов на груди, когда Катон с силой впивается в меня.

— Моя навсегда, — рычит он, вонзая клыки прямо над моим сердцем. Резкая боль сменяется наслаждением, когда он сжимает клитор.

Я даже не могу кричать, когда он трахает меня, доводя до оргазма, а потом до другого, его запах делает меня такой же дикой, как и он сам. Я царапаю его ногтями, что только подстегивает Катона, и он трахает меня так сильно, что это почти больно, и кажется, что я не перестаю кончать, пока он не откидывает голову и не рычит.

Катон вонзается в меня раз, два и замирает.

Его разрядка заполняет меня, и наслаждение все еще охватывает, не ослабевая, пока он не перестает касаться клитора, и тогда я падаю, как марионетка с перерезанными ниточками. Катон ловит меня и скользит пальцами по его стекающей сперме и вставляет ее обратно в мою киску.

— Люблю тебя, Талли. Люблю тебя так сильно.

— Я тоже тебя люблю, — отвечаю я, открывая глаза, чтобы встретиться с его глазами, и он нежно целует меня, даже когда пальцами не позволяет вылиться из меня его освобождению.

ГЛАВА 43

КАТОН

Я прижимаю свою спутницу жизни к себе, пока она спит. Я успел одеть Талию, прежде чем она задремала в моих объятиях, прижавшись спиной к двери камеры, чтобы защитить ее, насколько это возможно. Мое сердце так переполнено, что кажется, будто оно может разорваться, и впервые за целую вечность я чувствую покой.

Как будто та недостающая часть меня соединилась с моей душой, и все приобрело смысл. Мой разум не работает над миллионом проблем одновременно. Я не думаю о следующем дне, годе или угрозе. Я просто здесь, в этом моменте, как мужчина, обнимающий женщину, которую он любит больше самой жизни, и удивляющийся, как ему вообще так повезло.

Я хочу вернуться к тому маленькому испуганному мальчику, который цеплялся за руку брата, когда они отправились в разрушенный войной город, и сказать ему, что все наладится. Я хочу сказать ему, что это того стоит. Все стоит того, потому что мы получим ее.

Прижимая Талию к себе, я зарываюсь головой в ее шею и вдыхаю ее запах. Он смешивается с моим, запах спаривания заставляет меня ухмыляться, когда я целую след от укуса на ее шее. Во мне вспыхивает чувство собственничества. Я никогда не думал, что буду таким, но с ней не могу быть спокойным и собранным.

Я думал, что после нашего спаривания все станет лучше, но я ошибался — сейчас я более собственник, одержимый и защищающий, чем когда-либо прежде. Я должен доверять своей паре, чтобы она выполнила свою часть работы, и мы смогли выбраться отсюда вместе с нашими друзьями.

Ненавижу, что ей придется встретиться с ними в одиночку, но она не боится, мой храбрый человечек, так что и я буду бесстрашен.

Она бормочет во сне, поворачиваясь и прижимаясь лицом к моей груди. Мое сердце учащенно забилось от ее доверия ко мне, и я поцеловал ее в лоб.

— Я обещаю тебе, малышка, что больше никогда не позволю другому причинить тебе боль. Я сделаю все, чтобы ты была счастлива до конца наших долгих дней, потому что нескольких лет с тобой никогда не будет достаточно. Даже ста будет недостаточно. Мы выберемся отсюда и начнем нашу совместную жизнь. Я обещаю тебе. Просто продержись еще немного, и я продержусь вместе с тобой. Куда пойдешь ты, туда пойду и я. Когда больно тебе, больно и мне. — Проводя губами по ее лбу, я даю ей клятву. — Я буду любить тебя вечно.

Я расслабляюсь, не решаясь заснуть с таким драгоценным созданием в своих объятиях. Вместо этого я просто позволяю себе быть счастливым с ней в моих объятиях и защищаю ее, пока она отдыхает.

Когда наступает утро — они подсовывают еду под дверь, разбудив Талию.

Я хочу вернуть ее в свои объятия и прижать к себе навсегда, но она как птица — у нее есть крылья, и ей нужно летать.

Я отпускаю Талию с мягкой улыбкой, откидывая волосы с ее сонного лица, когда она зевает. Талия улыбается мне и удивляет, целуя меня. Поднявшись на ноги, она потягивается, а затем уходит по своим делам, пока я собираю еду. Мы сидим, прижавшись друг к другу, и я кормлю ее с руки, глядя, как она краснеет, но улыбается мне.

Все почти по-домашнему, но все рушится, когда я слышу их приближение.