Девушка ходила за ним по пятам из комнаты в комнату, с этажа на этаж, но больше не делала попыток остановить. Конечно же, он ничего не нашел. Криминалисты прочесали здесь все, когда была установлена связь Джордана с Софией Хабиб. Поэтому Рикмен и не ожидал обнаружить никаких улик, подтверждающих причастность сутенера к убийствам. Да и обыск был несанкционированный, поэтому, даже если бы он что-то и обнаружил, эти улики не приняли бы на суде в качестве доказательств. Но монотонная работа отвлекала от мыслей. Мысли вызывали новый прилив душевной боли, не менее реальной, чем физическая.

– Как тебя зовут? – спросил он и тут же остановил: – Хотя не надо. Все равно соврешь. Да и потом, это не имеет никакого значения. Он снова изменит твое имя, когда отправит на панель.

– Никогда! – выкрикнула она. – Лекс любит меня!

Он взялся за свое запястье, намекая на ее синяки:

– Он так и сказал, когда подарил тебе это?

Она зло уставилась на него. Бешенство и ярость на лице говорили, что до нее стала доходить правда.

– Всем своим девушкам он говорит, что любит их, – продолжал Рикмен. – Спроси Дезире. Она была его девушкой когда-то. Думаю, она была с ним дольше всех – целых полгода. Он стареет, и с возрастом его привязанности становятся все короче. По моим прикидкам, Лекс отправит тебя на панель еще до Рождества.

Он подошел к окну. Уже где-то вопили полицейские сирены, а Джордана и близко не было.

– Спроси Дезире о вечной любви Джордана. У вас с ней много общего, вы даже чем-то похожи. Сможете поделиться своими историями, синяки сравнить.

– Ты козел, – прошипела она. Глаза опять были на мокром месте.

Он разбивал ее мечты. Во власти чувств она несколько недель мечтала о том, как Джордан будет ее баловать и лелеять, во всем потакать. Джордан ей врал, а она ему верила, потому что это было лучше, чем правда, о которой она догадывалась.

Сирены стали слышнее. Кэтрин-стрит, предположил он. Он молился, чтобы полиция промчалась мимо, подарив ему всего несколько минут наедине с Джорданом. Это все, чего он хотел.

Девушка заметила, что он прислушивается, и бросилась к окну. Внизу мигали сполохи патрульных машин.

– Ну что, добился? – взвизгнула она, повернувшись к Рикмену. – Теперь о нас все болтать будут. Да он же убьет меня!

– А может, он не узнает, – сказал Рикмен. Жажда мести вспыхнула в нем лихорадочным жаром. – Ты только скажи, где он, а об остальном я уж сам позабочусь.

Девушка попятилась:

– Ты что, сумасшедший?

Они услышали шаги на лестнице, и в дверь ввалился Фостер. Девчонка бросилась к нему.

– Он чертов псих, этот тип. – Она обогнула Фостера и выскочила на лестничную площадку. – Он хочет убить Лекса.

Тон Фостера был примирительным.

– Тебе не надо бы здесь находиться.

Рикмен ухмыльнулся:

– Я же говорил тебе… – Его взгляд переместился за Фостера.

В дверном проеме стоял старший инспектор. В черном пальто и перчатках он выглядел как владелец похоронного бюро. Хинчклиф осмотрел комнату, чтобы убедиться, что ничего не повреждено.

Рикмен перевел взгляд на Фостера. «Какая преданность!» – подумал Джефф.

– Тебе надо домой, Джефф, – сказал Хинчклиф. В его голосе не было гнева, только мягкий укор и что-то еще, возможно, сочувствие.

– Нельзя… – Рикмен запнулся. «Слишком много всяких нельзя: нельзя вернуться домой, нельзя поверить, что она мертва, нельзя понять тех, кто уничтожает красоту, нельзя остановиться, иначе меня разорвет на куски».

– Мне нужно быть здесь, сэр, – начал он снова. «На этой территории. Работать, вести расследование, искать убийцу Грейс».

– Нет, – ответил Хинчклиф.

– Сэр…

– Тебе нельзя вести это дело, Джефф.

Опять – нельзя.

– Что же мне делать? – спросил он. – Идти домой и…

«Думать, как Грейс лежит в Натальиной квартире, а с ней работают, как с любым другим трупом в любом другом расследовании?» До сих пор у него перед глазами стоит этот ужас – ее лицо, обернутое в пластик. И как он войдет с этой врезавшейся в сознание картинкой в дом, где каждая комната хранит память о Грейс?

– Нельзя… – Он остановился, пытаясь подавить спазм в горле. – Нельзя… мне… домой.

– У тебя нет друзей, родственников?

Рикмен уставился на него. Это уже забавно. Все его друзья служат в полиции. Из родственников у него остался только долго пропадавший полоумный брат, застрявший сознанием в восьмидесятых годах. Или он считает, что Рикмен может поделиться горем с невесткой, которую он знает без году неделю да и видел всего три раза?

Хинчклиф положил руку ему на плечо, и Рикмен вздрогнул. Нужно что-то делать. Разбить несколько голов вместо того, чтобы смотреть, как старший инспектор выражает ему сочувствие. Это уже невозможно вынести…

Он вышел на улицу, предоставив Хинчклифу успокаивать девчонку.

В отделе народ разбился на группки, разговаривая тихими встревоженными голосами. Чтобы успешно довести до конца расследование, старшему инспектору Хинчклифу нужно было знать, что за ним стоит энергичная команда, а не кучка парализованных ужасной новостью о смерти Грейс Чэндлер людей. Он оценил все их эмоции, почувствовал, что у офицеров опустились руки, и затем решительно вошел в комнату.

– Вы все знаете, почему я созвал это срочное совещание, – начал он громко и быстро. – В данный момент я непосредственно возглавляю это дело. – Поднялся беспокойный ропот, и он добавил: – Но позвольте мне сразу же рассеять слухи: инспектор Рикмен не отстранен. Он находится в отпуске по семейным обстоятельствам.

Несколько офицеров переглянулись. Кто-то пробормотал:

– Что, опять?

– Первая реакция сегодняшней прессы критическая, – продолжил Хинчклиф. – Один комментатор квалифицировал расследование как «хаос». Ну что ж, я допускаю, что замена руководителя следствия в середине дела не внушает доверия. Я переговорил с редакторами местных газет, радио и телевидения, разъяснил ситуацию, и они изменили свое мнение.

Региональный отдел новостей Би-би-си покажет короткометражный фильм о деятельности доктора Чэндлер. Местное радио даст репортаж о ее убийстве и об их отношениях с инспектором Рикменом. Мы уже получаем телеграммы соболезнования, посмотрим, сможем ли мы обратить сочувствие в предложение помощи.

Раздались возгласы протеста – некоторые офицеры считали, что такая позиция отдает цинизмом.

– Я знаю, – согласился он. – Мне нравится это не больше, чем вам, но наш долг перед доктором Чэндлер – и перед инспектором Рикменом – найти ее убийц. Считаю излишним повторять вам, что первые двадцать четыре часа являются решающими.