Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сколько эта лабудень будет длиться? — слежу за тем, как она медленно моргает.
— Ещё часа полтора.
— Ого, — снова под предлогом что-то спросить, сокращаю расстояние между нами: — Антракт предусмотрен?
Лиля замирает от моей близости, а я, не удержавшись, скольжу дыханием по её шее и касаюсь губами нежной, покрывшейся мурашками кожи.
— Артём, что ты делаешь? — громко шепчет, прикрыв глаза. Того гляди, ручку пальцами пополам переломает.
А что я делаю? Всего лишь наглею, целуя тебя в людном месте.
— Веди себя прилично, — отстраняется, выпускает заправленные за уши волосы и прикрывает ими шею. — Ты для чего сюда пришёл? Культурно обогащаться? Вот сиди и обогащайся.
Тебя я увидеть пришёл. Скучал так, что аж скулы сводило. Даже привычка вредная появилась — зависать на твоей страничке в соцсети. Видеть, что ты в он-лайн с ноутбука, и приходить к выводу, что как хорошая девочка дома сидишь, уроки учишь.
Лиля проводит ручкой по приоткрытым губам, прикусывает колпачок.
Как хорошо, что мой внутренний голос никто не слышит, и Лиля в том числе. Она бы точно покраснела от моих мыслей. Потому что на месте этой ручки я представляю совсем другое.
Может до Гордеевой доходят мои фантазии, так как она резко поворачивается в мою сторону, тут же меняет положение рук, скрещивая их под грудью. Затем снова обращает свой взгляд на сцену и старательно делает вид, что слушает выступающего. Задумчиво хмурит бровки.
Ладно, тоже на сцену посмотрю. И послушаю ещё полтора часа про «холод рук, объятий кольцо, а я стояла, подставив лицо…».
Размышлял я тут на досуге о Лилиных словах, тех самых, что она сказала мне после просмотра мультфильма в моей машине. Что они могли значить? То, что она благодарна мне за моё к ней отношение? Так она его заслуживает. Лиля действительно достойна заботы, защиты, дружбы и любви. Любви…
«Так, стоп», - теперь задумчиво хмурю брови я. Медленно разворачиваюсь к Гордеевой. Осознание накрывает горячей волной.
В этот момент из Лилиных пальцев выскальзывает ручка, укатываясь мне под ноги. Мы одновременно наклоняемся, чуть не сталкиваясь лбами.
В миллиметре: взгляд, взмах ресниц, дыхание и тепло губ. В секунде: нестерпимое желание поцеловать, необъяснимое притяжение на кончике носа и кончиках пальцев коснуться друг друга.
— Артём… — слабый протест Гордеевой.
— Нас никто не видит. Мы в темноте. На последнем ряду.
Сдаётся. Вот и я забиваю на все приличия и неудобство позы, целую Лилю. Это даже не поцелуй, а невинные, длящиеся всего несколько мгновений, едва уловимые касания губ вперемешку с горячим, сладким дыханием.
Пульс останавливается с каждым прерывистым вдохом, а в грудной клетке что-то переворачивается, разгоняя по телу особенные, неведомые до этого момента тёплые мурашки.
Гордеева, это совращение какое-то… Меня. Тобой.
Неожиданный всплеск аплодисментов и постепенно расплывающийся по пространству свет заставляют вернуться в вертикальное положение и занять свои места.
Мои губы горят, как и щёки Гордеевой. Только состояние Лили, скорее всего, связано со стеснением, а моё — с негодованием, что любое, кажущееся бесконечно долгим время заканчивается по закону подлости на самом интересном.
Чтобы не толпиться в проходе, ждём, когда передние ряды потянутся к гардеробу. Передаю Гордеевой шариковую ручку, которая, похоже, начала плавиться от силы сжатия моих пальцев. Лиля убирает её в сумку, затем приглаживает свои волосы, поправляет блузку. И только потом решается посмотреть мне в глаза.
— Гордеева, Гордеева… — мотаю головой, вздыхая.
— Что?
Привыкание ты у меня вызываешь, вот что.
— Ни-че-го, — произношу по слогам одновременно с проскользнувшей в голове вышеупомянутой мыслью. — Пойдем? — резко встаю с места и подаю Лиле руку.
Покидаем литературный клуб, наполненный духотой зрительских эмоций и повисшими в воздухе словами о несчастной любви, которыми с нами любезно поделилась Агнесса Мирская.
Улица встречает нас ранней темнотой, перемешанной жёлтым светом уличных фонарей, вечерними заморозками и выпавшим тонким прозрачным слоем первым снегом. Ничего не поделаешь, начало ноября.
— Шапка есть? — слежу за тем, как Лиля застёгивает куртку и обматывает шею шарфом в крупную вязку.
— В сумке лежит.
— Ты прям как школьница: под пристальным взглядом мамы шапку надела, а как завернула за угол, сразу сняла, так? — усмехаюсь.
— У меня шапка дурацкая.
— Надевай, не хватало ещё, чтобы ты свои уши отморозила.
— Чего тогда свои морозишь?
— А мне поздняк метаться. Ты думаешь, почему они у меня оттопыренные? Потому что маму не слушал, без шапки в детстве ходил.
Лиля закатывает глаза, нехотя достаёт из сумки шапку, надевает:
— Мамочка теперь довольна? — язвительно прищуривается.
Засматриваюсь Гордеевой в этой милой шапочке, даже не скрывая улыбку.
— Довольна, — выдаю ответ, приближаюсь к её лицу: — Знаешь, что сказать хотел? — выдерживаю паузу.
— Что? — язвительность в её глазах сменяется растерянностью.
— Туши свет, — одним внезапным движением натягиваю шапку ей до носа.
— Артём! — а вот тут уже недовольство. Теряясь в пространстве, толкает меня в грудь. Возвращает шапку на место, поправляя пальцами спереди отворот.
А мне весело. В том числе и от того, как на нас смотрят её друзья. Кто-то с улыбкой, кто-то с интересом, а кто-то с плохо скрываемой завистью.
— Какие планы на вечер?
— С ребятами хотели в какой-нибудь кафешке посидеть, — оглядывается в сторону расписанных граффити гаражей, где устроили перекур Илья, Юра, Костик, Маша и проснувшаяся Карина. — Пошли с нами? — застенчиво топчется на месте, убирая руки в карманы.
— Не, спасибо за приглашение. Меня ждёт куча необработанных съёмок. Но если надо будет отвезти тебя домой после ваших посиделок, звони, я поработаю твоим личным таксистом. Но только твоим, — поправляю Гордеевой шарф, до меня и так идеально лежащий. — Тариф «Комфорт плюс».
— А что входит в ваш тариф? — склонив голову набок, бросает на меня кокетливый взгляд. А вдвойне кокетливым он становится ещё и потому, что на Лилины ресницы приземляются снежинки.
— Комфортабельный салон. Красивый, не задающий лишних вопросов молчаливый водитель. И как бонус: жаркий поцелуй у подъезда.
— Отлично. Мне подходит, — вынимает руку из кармана и осторожно касается подушечками