Валдаев запугивал Агнессу Михайловну, а Софья давно была на свободе. Ее выставили на улицу – неумытую, непричесанную, без косметики, в несвежей футболке и старых джинсовых шортах. К тому же оклеветанную. Но все-таки свободную.

– А где Сергей Воробьев? – спросила Софья в отделении милиции.

– Уехал в город.

«Уехал в город»… Ту же идею вынашивала и Софья. Но пока она околачивалась у здания милиции, не представляя, каким образом добраться домой. У Сергея Воробьева Соня собиралась занять денег на электричку. Альтернативой электричке являлось такси, но было даже страшно предположить, какую сумму затребует водитель. Да и вряд ли кто-то согласился бы везти в город замызганную девицу – Софья сейчас имела крайне неплатежеспособный вид. Так бы она и прослонялась по улице до вечера, если бы…

Валдаев замыслил следственный эксперимент. Да, они узнали, каким образом к Соне Орешкиной попал медальон. Но для полного оправдания бедной девушки нужно было разобраться с Каримбеком.

Заявление зоркого повара, видевшего Соню в компании Аркадия Лунского, не выходило из головы капитана. Одно предположение мелькало серебряной рыбкой, выныривало и снова скрывалось в густом вареве валдаевских мыслей. И наконец-то обрело ясные очертания.

– Аквамариновый закат, – сказал Саша.

– Чего?

– Ты помнишь, на озере Каримбек угощал нас десертом под названием «Аквамариновый закат»?

– Мне больше понравились отбивные с чесночным соусом. И жаркое из Инги.

– Нет, а «Аквамариновый закат» ты помнишь?

– Сашка, отстань! – отмахнулся Здоровякин. – Съешь чего-нибудь. У тебя глаза бешеные. Ты скоро вообще ни о чем, кроме еды, думать не сможешь. Возьми, там Ваня снова плюшки приволок.

– Плюшки? – вяло повторил Валдаев. Его силы убывали. – Маленькие такие плюшечки, да? Наверное, практически без калорий? И если я одну съем, это не будет считаться, что…

– Товарищ капитан, – сыто прокряхтел Ваня, – а плюшки кончились. Извините. Вы же от всего отказываетесь. Вот я и…

– Ну, ты скотина! – до слез расстроился Валдаев. – Подлая гондурасская скотина!

– Простите.

– И вообще. Почему вы меня отвлекаете! Илья! Ты помнишь этот десерт?

– Ты достал всех своим десертом.

– Но почему Каримбек назвал его «Аквамариновый закат»?

– Звучит красиво, – закатил глаза Ваня. – Аквамариновый закат. Пурпурный восход. Золотистый полдень. Фиолетовые сумерки.

– Но как выглядит аквамариновый закат? Это что – последствия взрыва на химкомбинате? Закат не бывает аквамариновым!

– Это сюр, – пояснил Ваня. – И вообще, поэзия. Ну что вы, товарищ капитан, не понимаете?

– Давай, Иван, сгоняем в «Каприччио». Хочу испытать Каримбека. У меня насчет него есть подозрение.

– Лучше вызови его сюда, – сказал Здоровякин. – Тебе сейчас нельзя в ресторан. Ты сорвешься.

– Я не сорвусь, – гордо сказал Валдаев. – Я дал клятву. Мужик я или нет? Я посижу еще месяц на голодном пайке и стану таким, как раньше, – поджарым, стремительным. Ох, неужели еще целый месяц страдать? Это невыносимо.

– А сколько калорий в день вы съедаете, товарищ капитан? – заинтересовался Ваня.

– Думаю, тридцать пять, – сказал Валдаев. – Не больше. Рацион Освенцима.

– Тридцать пять! – восхитился Ваня. – Вот это да! Моя племянница, когда сидела на диете, съедала полторы тысячи! Наверное, вам следует увеличить паек.

– Я и собирался. Но ты, бамбук гималайский, сожрал последнюю плюшку!

– Хватит трепаться, – вмешался Здоровякин. – О чем вы? Какие калории? Вы что, барышни – калории считать?

– Мы не барышни. А подсчет калорий – жуткая реальность современности. Гиподинамия, друг мой, гиподинамия! Мы съедаем гораздо больше, чем нужно для жизнеобеспечения. И жир, падла, липнет к нам, он цепляется за бедра и подбородок, скапливается на животе! Кстати, Илья, дай ключи от «восьмерки». Надоело, знаешь ли, прикидываться парнокопытным.

– Не понял, – удивился Здоровякин. – А на машине ты кем же будешь?

– Парноколесным. Это гораздо эротичнее, согласись?

– Соглашусь. А как же гиподинамия?

Из дневника Сони Орешкиной:

«…Наше восприятие человека зависит от того, в какой ситуации происходит контакт. Выяснилось, что следователь совсем не плохой человек! А «при исполнении» он был ужасно вредным!

Он напоролся на меня, когда я бродила в ожидании Сергея Воробьева, и первым делом купил мне эскимо. Как мило! И без разговоров дал восемьдесят рублей на электричку. А ведь выглядит совсем не миллионером – потертый пиджачок, сбитая обувь. Вполне мог бы отказать, с какой стати ему спонсировать всяких экс-задержанных?

Но он не отказал, да и вообще выглядел довольно приятным мужчиной. А я-то думала, что он отвратительный тип – нудный и мелочный…»

Следственный эксперимент удался на славу. Сначала, правда, Каримбек втянул голову в плечи: боялся, что его снова начнут лупить половником. Но затем успокоился и бодро отвечал Валдаеву. Тот показывал повару разнообразные предметы, требуя назвать их цвет.

– Это? – Валдаев поднял зеленую салфетку.

– Фиолетовый! – радостно ответил Каримбек.

– Это?

– Лиловый! (Синяя кастрюля.)

– Это?

– Бирюзовый! (Изумрудный пластмассовый салатник.)

– Это?

– Сиреневый! (Розовое полотенце.)

– Это?

– Терракотовый! (Оранжевый стейк из форели.)

– Чего? – удивился Ваня. – Что за цвет такой? Впервые слышу!

– Вот именно, – кивнул Валдаев. – У Каримбека странная тяга к замысловатым названиям. Он не просто повар-виртуоз. Он поэт. И очевидно, всегда старается пополнить лексикон новым словечком, как это делает наш друг Здоровякин. Но при этом Каримбек совершенно не различает цвета.

– Или просто путает названия?

– Теперь без разницы. Главное – его свидетельству насчет голубого джемпера абсолютно нельзя верить. Каримбек видел не Соню, а Ольгу Валентиновну. Так и передай Здоровякину.

– А вы?

– У меня свидание.

– Ничего не понимаю, – пробормотала главбух «Консула». – Утром отправила по электронке отчеты в налоговую. И все вернули обратно, да еще и по телефону отругали. Первый раз такая петрушка. Неужели мы что-то напортачили?

Начальница удивленно посмотрела на экран.

– О боже! – воскликнула она. – Это что за немыслимые цифры? Откуда? Как?! Почему?!

Вся компьютерная бухгалтерия «Консула» словно попала под дождь единиц и нулей – нули и единицы, единицы и нули вытесняли со строчек полноценные цифры, извращая суть каждого документа…