Вполне естественно найти среди «брачных» божеств Афродиту, которая воплощала силу любви, и ее сына Эрота. Менее ожидаемой фигурой выглядит в том же кругу Артемида — эта холодная, неприступная богиня-девственница. Афродита и Артемида часто изображались антиподами и даже соперницами. Так, в трагедии Еврипида «Ипполит» ссора между ними приводит к гибели заглавного героя.

Итак, почему же Артемида оказалась среди «брачных» божеств? Думается, дело в том, что она, как девственница, покровительствовала юным незамужним девушкам — то есть как раз тем, которые на свадьбах выступали в роли невест. А это, что ни говори, одна из главных ролей во всей брачной обрядности. И Артемида должна была незримо присутствовать при этих ритуалах, как бы прощаясь со своими подопечными, передавая их в «ведомство» Геры и Афродиты.

Кстати, укажем вот на какой интересный факт. Второстепенными богинями, составлявшими окружение или, так сказать, «свиту» Артемиды (по своей основной функции — покровительницы дикой природы), являлись, как известно, нимфы — прекрасные девы, обитавшие в рощах, горах, лугах, источниках, реках и т. п. Есть версия, согласно которой почитание Артемиды как таковое вообще выросло из культа нимф, что она, собственно, первоначально была одной из нимф (верховной)[160].

Так вот, в высшей степени характерно, что само слово «нимфа» в переводе с древнегреческого означает «невеста». Поэтому нимфы, само собой, тоже входили в группу «брачных» божеств. А вместе с ними — и их предводительница Артемида.

Богини судьбы — Мойры — в этом круге тоже присутствовали. А также Пейфо (Пейто) — богиня убеждения. Последнее, наверное, тоже не случайно: этим подчеркивалось, что в семейных делах всё должно решаться посредством убеждения, а не насилия, не скандалов и ссор.

Естественно, в различных регионах и городах Греции состав «брачных» божеств мог иметь свои особенности. Так, в Афинах в их число включалась еще и Афина. Оно и понятно: она являлась богиней-покровительницей афинского полиса, ей были посвящены главные храмы на акрополе Афин[161]. В один из этих храмов накануне свадьбы ходили невесты. Там они, помимо молитв и жертвоприношений, совершали еще и ритуал посвящения богине некоторых вещей, которые использовались ими в добрачной жизни, а теперь становились ненужными. Имеются в виду прежде всего детские игрушки, куклы и т. п. Нужно помнить, что древнегреческой невесте на момент замужества, как правило, лет пятнадцать, а то и меньше. Иными словами, она — еще сущая девочка, вплоть до свадебной поры живущая в мире игр.

Теперь же эти игрушки оставлялись в храме в качестве приношения, с ними — и девичий пояс. А также пряди волос — «последние девичьи волосы»: перед вступлением в брак невеста, по обычаю, стриглась.

И вот — сам день свадьбы. Утром жених и невеста (пока еще, конечно, по отдельности, каждый у себя) совершали омовение. Жилища обеих семей, которым предстояло породниться, украшались, двери их убирались цветами. Одна из пожилых родственниц невесты — ее можно условно назвать свахой — одевала девушку в брачный наряд, в который входил, в частности, венок на голове.

Совершались новые торжественные жертвоприношения, а потом начиналась первая часть свадебного пира, проводившаяся в доме невесты и организуемая ее родителями. Соответственно, туда приходил и жених со своими родственниками и иными лицами, приглашенными с его стороны. Когда он переступал порог дома своей будущей жены, раздавались уже знакомые нам гименеи-эпиталамии. Помните? «Эй, потолок поднимайте… Входит жених, подобный Арею!»

На этом этапе празднования близость новобрачных еще не подчеркивалась — в частности, они и размещались не вместе, а в разных частях комнаты: жених с мужчинами, невеста с женщинами. Надо сказать, что во многих регионах Греции (Лесбос, кажется, к ним все-таки не относился) женщины вообще в принципе не допускались на пиры, на которых присутствовали мужчины, — ни при каких обстоятельствах, даже и по поводу заключения брака. Им (в том числе и невесте) оставалось «параллельно» угощаться в отдельном помещении. Но, кстати, даже и там, где невеста сидела в том же зале, ее лицо было закрыто фатой (или скорее чем-то вроде чадры).

Обед в доме невесты состоял в основном из сладких блюд. Может быть, этим символизировалась сладостность грядущей брачной жизни. А вечером, по его окончании, невесту торжественно перевозили в дом жениха. Она ехала на колеснице, запряженной быками или мулами, — но ни в коем качестве не конями, которые считались исключительно «мужскими» животными, ассоциировавшимися с войной и спортом, то есть с занятиями, к которым женщина никоим образом не могла быть причастна. Коней, кстати, никогда не использовали в качестве рабочего скота. Если для нас, с нашей российской традицией, привычно, что крестьянин пашет на лошадке, то эллины пахали на быках, вьючные грузы перевозили на ослах или тех же мулах («полуослах», как они назывались в Греции), а лошадь была для различных работ существом слишком благородным! Полагаем, в том, что новобрачная доставлялась на новое место жительства именно рабочими животными, тоже была своеобразная символика. Ведь греки ценили жен работящих, «жен-пчелок» (вспомним элегию Семонида Кеосского).

На колеснице с одной стороны от невесты сидел жених, а с другой шафер — кто-нибудь из его ближайших родственников или лучших друзей. Свадебную повозку сопровождала толпа участников пира; опять же раздавались гименеи, отчасти возвышенного содержания, но отчасти и веселого, шутливого (к одной из последних наверняка относится знакомый нам фрагмент Сапфо о привратнике с семисаженными ногами). Мать невесты шла за колесницей с факелом, а мать жениха, также с факелом, встречала процессию у дверей своего дома.

Там, у порога, сходящих на землю молодых осыпали плодами и сластями, — конечно же, тоже выражая таким образом пожелания всего наилучшего в супружестве. Почему-то невесте давали съесть плод айвы (греки называли ее «кидонским яблоком» — от города Кидонии на острове Крите). Похоже, считалось, что это дарует ей плодовитость.

Затем сваха, вновь под пение гименеев-эпиталамиев, отводила новобрачных в отведенный им покой. Один из друзей жениха (впрочем, теперь уже мужа) запирал комнату и становился у ее двери, играя роль как бы этакого стражника. Назавтра муж с женой обменивались подарками и подарки же получали от родственников и друзей. В тот же день из дома тестя торжественно переносилось условленное приданое в дом зятя и последний устраивал — на сей раз у себя — вторую часть свадебного пира.