– Это чудовищно!

Молодой человек посмотрел на неё с решительным и сочувственным видом:

– Будем надеяться на лучшее, но если дело пойдёт плохо, придётся принять меры. Ни я, ни Джин так просто не сдадимся.

– Но что же делать?

Молодой Тесбери прошёлся по холлу, заглянул за двери. Затем наклонился к девушке и сказал:

– Хьюберт может улететь. После возвращения из Чичестера я ежедневно практикуюсь в пилотировании. На всякий случай мы с Джин разработали один план.

Динни схватила его за руку:

– Это безумие, мой мальчик!

– На войне приходилось делать и не такое.

– Но это погубит вашу карьеру!

– К чёрту карьеру! Что же, по-вашему, лучше сложить руки и смотреть, как вас и Джин сделают несчастными на долгие годы, а такого человека, как Хьюберт, навсегда изломают?

Динни конвульсивно сжала его руку, потом выпустила её.

– Этого не может быть. До этого не дойдёт. Кроме того, как вы доберётесь до Хьюберта? Он же будет под стражей.

– Пока не знаю, но буду знать, когда наступит время. Мне ясно одно: если его увезут, там уж совсем никаких шансов не останется.

– Вы говорили с Хьюбертом?

– Нет. Покамест все очень неопределённо.

– Я уверена, что он не согласится.

– Этим займётся Джин.

Динни покачала головой:

– Вы не знаете Хьюберта. Он никогда вам не позволит.

Ален усмехнулся, и Динни внезапно заметила, что в нём есть какая-то всесокрушающая решительность.

– Профессор Халлорсен посвящён в ваш план?

– Нет, и не будет без крайней необходимости, хотя, должен сознаться, он – славный малый.

Девушка слабо усмехнулась:

– Да, славный, только чересчур большой.

– Динни, вы не увлечены им?

– Нет, мой дорогой!

– Ну и слава богу! Видите ли, – продолжал моряк, – с Хьюбертом вряд ли станут обращаться, как с обыкновенным преступником. Это облегчит нам задачу.

Динни смотрела на него, потрясённая до мозга костей. Последняя реплика окончательно убедила её в серьёзности его намерений.

– Я начинаю понимать, что произошло в Зеебрюгге. Но…

– Никаких «но» и встряхнитесь! Пакетбот прибывает послезавтра, и дело назначат к вторичному слушанию. Увидимся в суде. Мне пора, Динни, – у меня каждый день тренировочный полет. Я просто хотел поставить вас в известность, что мы не сложим оружие, если дела обернутся плохо. Кланяйтесь леди Монт. Я её больше не увижу. До свидания. Желаю удачи.

И, прежде чем она успела сказать хоть слово, он поцеловал ей руку и вышел из холла.

Притихшая и растроганная, Динни сидела у камина, где тлело кипарисовое полено. До сих пор мысль о бунте никогда не приходила ей в голову, девушка никогда по-настоящему не верила, что Хьюберта могут предать суду, не верила даже сейчас, и «безумный» план казался ей от этого ещё более рискованным: давно замечено, что опасность тем страшней, чем она маловероятней. К волнению девушки примешивалось тёплое чувство, – Ален даже не сделал ей очередного предложения. Это лишний раз убеждало Динни в том, что он говорил серьёзно. И, сидя на шкуре тигра, доставившего не слишком много волнений восьмому баронету, который со спины слона застрелил её владельца в ту минуту, когда тот отнюдь не стремился обратить на себя внимание, Динни согревала тело жаром кипарисового полена, а душу сознанием того, что она никогда ещё не была так близка к пламени жизни. Куинс, чёрный с белыми подпалинами старый спаниель её дяди, который во время частых отлучек хозяина обычно не проявлял особого интереса к людям, медленно пересёк холл, улёгся на пол, опустил голову на лапы и поднял на Динни глаза в покрасневших ободках век. Взгляд его как будто говорил: "Может быть, будет, а может, и нет". Полено негромко затрещало, и высокие стоячие часы в дальнем углу холла, как, всегда медлительно, пробили три часа.

Там, где речь идёт о деле, исход которого сомнителен – будь то спортивный матч, ньюмаркетские скачки, ультиматум или отправка человека на виселицу, возбуждение всегда достигает апогея в последнюю минуту. Поэтому в день, когда Хьюберт должен был вторично предстать перед судом, ожидание стало для семьи Черрелов особенно мучительным. Родственники Хьюберта собрались в полицейском суде, словно древний шотландский клан, который немедленно стекался, как только опасность грозила одному из его сочленов. Налицо были все за исключением Лайонела, у которого шла сессия, и детей Хилери, уже уехавших в школу. Всё это напоминало бы свадьбу или похороны, не будь лица так угрюмы и не таись в душе у каждого обида на незаслуженную несправедливость. Динни и Клер сидели между отцом и матерью; справа от них расположились Джин, Ален, Халлорсен и Эдриен. Сзади них – Хилери с женой. Флёр с Майклом и тётя Уилмет. На третьей скамье сэр Лоренс и леди Монт. Пастор Тесбери в последнем ряду замыкал этот боевой порядок, имевший вид перевёрнутого треугольника.

Хьюберт, входя в зал со своим адвокатом, улыбнулся сородичам, как горец клану перед боем.

Теперь, когда наконец дошло до суда, Динни испытывала нечто похожее на апатию. Все преступление её брата заключалось в самозащите. Он останется невиновным, даже если его осудят. Ответив на улыбку Хьюберта, девушка сосредоточила всё внимание на лице Джин. Её сходство с тигрицей стало особенно явственным – странные, глубоко посаженные глаза Джин непрерывно перебегали с её «детёныша» на тех, кто угрожал его отнять.

Были оглашены те же свидетельские показания, что и в первый раз.

Затем адвокат Хьюберта представил новый документ – сделанное под присягой заявление Мануэля. Затем апатия слетела с Динни: обвинение отпарировало удар защиты, предъявив суду опять-таки данное под присягой свидетельство четырёх погонщиков о том, что Мануэль не присутствовал при выстреле.

Наступило время ужаснуться по-настоящему. Четыре метиса против одного!

Динни заметила, что по лицу судьи пробежала тень замешательства.

– Кто представил это второе свидетельство, мистер Баттел?

– Адвокат в Ла Пас, ведущий это дело, ваша честь. Ему стало известно, что погонщика Мануэля просили дать показания.

– Понятно. А что вы скажете по поводу шрама, который нам показал обвиняемый?

– Ни вы, сэр, ни я не располагаем никакими данными, кроме утверждений самого обвиняемого, о том, каким образом и когда был нанесён удар.

– Согласен. Но не допускаете же вы, что удар был нанесён мертвецом, после того как его застрелили.

– Кастро, державший в руке нож, мог после выстрела упасть лицом вперёд. Я полагаю, это удовлетворительное объяснение.

– По-моему, не слишком, мистер Баттел.