Шрифт:
Интервал:
Закладка:
От того периода в «Морской» остались четыре так называемых «бонус-трека». В том числе и главная песня раннего «Мумий Тролля» — «Новая луна апреля».
Илья Лагутенко: Наверное, никто этого теперь уже не помнит, но с этой песней тоже связаны различные веселые истории. В свое время из-за нее «Мумий Тролль» стали запрещать — была тогда такая практика: запрещать группу, запрещать музыку. Дело в том, что власти решили, будто «Новая луна апреля» — это некая издевка над апрельским пленумом КПСС 1986 года, на котором Горбачев провозгласил борьбу с алкоголизмом.
Я понимаю, что вот сейчас мы говорим, и это звучит полнейшим бредом, но для меня это и тогда уже звучало бредом. А вот для многих других людей это так не звучало. Миф упорно распространялся. В том числе и за пределами Владивостока. Я прекрасно помню, как приезжал в Питер и в Москву, и люди, которые никогда в жизни не слышали наших песен, говорили:
— Да-да-да! Я знаю вашу группу! У вас есть песня против апрельского пленума!
Нас сходу начинали уважать. А я не опровергал эти слухи: как хотите, так и думайте. Может, однажды вы и песни послушаете, а там уж решите для себя, об этом песня или не об этом.
…
Последние курсы университета, 1989–1991 годы — это распад Советского Союза и вся связанная с ним вольница. Люди стояли в очередях, ходили на митинги, запоем читали газеты и смотрели телевизор, ходили на стадионы — сначала на «Кино», а потом и на «Ласковый май». А самые прозорливые уже тогда начинали делать деньги.
Что могло быть более унылым и бесперспективным зрелищем, чем советский старший научный сотрудник возраста сорока трех лет? Но именно в 1989-м сорокатрехлетний старший научный сотрудник Борис Березовский организует АО «ЛогоВАЗ». Незадолго до этого подающий надежды театральный режиссер Владимир Гусинский закрыл свой первый кооператив «Металл», в котором делал женские украшения и железные гаражи, и переключился на консультации и политический анализ в новом кооперативе «Инфэкс». В 1989-м Гусинский создал на его основе совместное с американцами предприятие «МОСТ». Их младший современник Роман Абрамович тоже стартовал на рубеже 1990-х — тогда он делал игрушки из полимеров вместе с будущим руководством «Сибнефти» в кооперативе «Уют».
Это было в Москве, а что же творилось во Владивостоке, где всегда было «до Бога высоко, до царя далеко»? Там началась полная лафа. Сперва порт открыли для захода американских и филиппинских кораблей. В городе появились первые компакт-диски — на пару лет раньше, чем в остальной России, — плюс море почти халявной бытовой техники. Чуть позже пошли и первые дешевые иномарки на Зеленом углу. Зеленый — это из-за сопок, а не из-за баксов. Так или иначе, жизнь наступила веселая, но для студентов-гуманитариев малоподходящая. Илье Лагутенко тоже пришлось приспосабливаться.
Илья Лагутенко: Песня «Забавы» родилась из каких-то воспоминаний о жизни во Владивостоке в начале 1990-х. Время было суровое, очень неспокойное. Тогда у каждого в голове были собственные методики завоевания мира, которое начиналось буквально с соседнего ларька. Соответственно, люди и гуляли так же.
У меня была определенная практика работы в точках общественного питания. Какое-то время в городе Владивостоке я постоял за барной стойкой. Все эти персонажи через меня, скажем так, проходили. Об очень многих событиях я знал не понаслышке. Можете воспринимать песню «Забавы» как реальную историю. У Элтона Джона была такая песня, суть которой: не стреляйте в пианистов. А здесь суть в том, что пианиста все-таки застрелили. У них там «Не стреляйте!» — они и не стреляют. А у нас сначала стреляют, а потом спрашивают: «Что? Не надо было, да?»
Развеселый конец 1980-х перетек в куда менее веселые 1990-е. После 1991 года каждый сам выбирал, как станет жить дальше.
Илья Лагутенко: Распад Советского Союза застал меня в Китайской Народной Республике. Там я проходил практику. Нам было предложено: или можете учиться дальше, но уже на правах китайских студентов, или возвращайтесь домой и делайте что хотите. Я предпочел учиться на правах китайских студентов.
На родину все равно пришлось вернуться, потому что я считал, что надо бы закончить университет. Я вернулся и обнаружил, что как именно ты будешь его заканчивать — это было уже твое личное дело. И зачем ты его будешь заканчивать — тоже. Все в одночасье развалилось, никаких наработанных траекторий не осталось. Раньше ты заканчиваешь университет, и у тебя есть специальность, которую ты можешь применить в жизни. Можешь заниматься внешнеэкономической деятельностью или податься в военные переводчики. А теперь тебе отдавали диплом — и устраивайся как хочешь.
От такой свободы кружилась голова: свободный выбор во всех отраслях собственной жизни. Стипендии платить перестали, и приходилось подрабатывать. Те, кто более или менее знал язык, сразу шли на какую-то работу. Иначе было не выжить.
…
«Китайский» период в истории Ильи Лагутенко освещен значительно меньше, чем все, что было до и после. Официальная биография группы под названием «Правда о мумиях и троллях» описывает это время так: «Илья по-прежнему изучает древние религии, слушает народную музыку, читает в оригинале „Книгу перемен“. По ночам ему снятся китайские императоры, самураи и дряблые курители опиума». Может, во сне оно так и было, хотя Лагутенко человек слишком дотошный, чтобы видеть японских самураев в китайских снах. Во всяком случае, действительность была другой.
Илья Лагутенко: Я работал в финансово-инвестиционной компании. Это была реальная компания, которая осуществляла реальные стройки, но, к сожалению, получилось у нее не все. Проект был серьезный и интересный. Даже сейчас, спустя годы, он имеет право на существование. Но в связи с трениями между нашими странами не все планы осуществились. Кому, как не россиянам, это понимать?
Короче говоря, китайская работа Ильи была очень нешуточной. Настолько нешуточной, что и сейчас, спустя десятилетие, он старается о ней особенно не распространяться. Во всяком случае, в то время Илье было не до песен. Они почти не писались, хотя кое-что из написанного в Китае вошло-таки потом в альбом «Морская». Например, песня «Девочка».
Илья Лагутенко: Сейчас я уже не помню, где именно была написана песня «Девочка». Единственное, помню, что написал ее за пианино. Игрок я неважный, но первый куплет просто сел за пианино и написал. Вот знаете, так бывает: сел — и песня готова!
Она потом жила своей жизнью. Действительно, в Китае я переложил «Девочку» на китайский язык. Но имелось в виду не серьезная заявка на китайскую сцену, а что-нибудь вроде студенческих капустников.
Интересно было бы сейчас послушать те песни, которые Лагутенко пел на китайском языке. Однако Илья категорически отказывается их вспоминать.
Илья Лагутенко: Я вообще очень щепетильно отношусь к своим текстам на иностранных языках. Недавно мне показали картину с иероглифами. Автор убеждал, что это что-то значит, но я-то прекрасно знаю, что таких иероглифов нет! Работа над другим языком — это для меня всегда очень серьезно. Наверное, во мне все еще живет переводчик. Я с трепетом отношусь к чужому языку.