Думилёва решительно прошествовала мимо секретаря в кабинет директора.

Тот, тощенький с высокой прической, какую носят обычно люди маленького роста, подпрыгнул с места ей навстречу. Выпроводил из кабинета всех, кто в нем находился. Услужливо отодвинул для нее стул. Бросился к двери пожимать руку. Лишь после этого проговорил:

— Вот, похоронную комиссию назначил, Евгения Павловна. Обсуждали организацию похорон. Тоже надо.

— Да похоронить дурака стоит по-человечески! — согласно кивнула Евгения. — Надеюсь, не подведешь, Кузьмич! Но я к тебе по-другому вопросу! — выговорила, пройдя по кабинету к выдвинутому стулу.

— Слушаю вас, Евгения Павловна! — затрусил за нею директор, дождался пока она сядет и сел напротив.

— Ты уже подумал, кем заменить Дорчакова? — Думилёва, выпрямив спину, смотрела на директора взыскательно.

— Это уже после похорон, Евгения Павловна, — обронил он. — И потом я должен сначала с вами посоветоваться. — Директор улыбнулся заискивающей улыбкой.

— Ты не юли, Кузьмич! — поморщилась Думилёва. — Причем здесь похороны? Театр должен работать несмотря ни на что. Ты ведь кого-то уже наверняка хочешь временно предложить! Ведь так, Кузмич?

Пригладив на затылке волосы, тот с особенной осторожностью высказал:

— Может, его помощника, Евгения Павловна? Вроде парень ничего! Старается. Ну, не тащить же к нам варяга.

От последнего слова Думилёва вздрогнула и окинула директора агрессивным взглядом, пробуравила насквозь, отчего тот скукожился как старый рваный ботинок, уменьшаясь в размерах. Она еще минуту сверлила его глазами, но, видя, что он не понимает ее недовольства, успокоилась и потребовала:

— А ну-ка, тащи его сюда! Поглядим на него повнимательней!

Директор подпрыгнул со стула, протрусил к столу, через переговорное устройство отдал распоряжение секретарю. И снова плюхнулся на прежнее место перед Евгенией. Успел ответить на несколько вопросов о похоронах до того, как в дверях показался помощник Главного режиссера.

Это был привлекательный молодой человек с русыми волосами, с хитринкой в глазах.

Думилёвой невольно подумалось, как было бы здорово, если бы он был женщиной.

Директор кивнул ему на стул сбоку от себя. Он уселся и вопросительно стал ждать, что будет дальше. Евгения коротко в лоб спросила:

— Справишься вместо Дорчакова?

Молодой человек глянул на директора. Он ничего не знал о Думилёвой кроме того, что она имела большое влияние на руководство театра. Ему хоть и приходилось слышать о закулисных склоках среди труппы, но с настоящей подковерной возней в театре знаком не был.

Он был талантливым режиссером, но еще не нажил крепкого жизненного опыта. Пытался поймать глаза директора и в них прочитать, как должен реагировать на этот вопрос, но глаза директора смотрели куда-то в сторону, и молодой человек неопределенно и не очень решительно пожал плечами:

— Не боги горшки обжигают.

— Конечно, не боги! — подтвердила Евгения. — Не хватало еще богам с горшками возиться. Однако нам сейчас простой горшечник не нужен! Их вон везде полно! Но мы же не пруд прудить ими собираемся!

Видя, что не попал в унисон, молодой человек растерялся. А Думилёва сухо продолжила:

— Вот Кузьмич предлагает попробовать тебя. Что ты на это скажешь?

Вытянув шею вверх, он встрепенулся и сказал более уверенным тоном:

— Попробовать можно.

— Пробовать будешь первый раз в постели! — грубо заметила Евгения. — А здесь работать надо на полную катушку!

Он смутился, щеки тронула краска:

— Я же не возражаю, — проговорил в ответ.

— Ну и дурак же он у тебя! — сказала директору Евгения. — Он не возражает работать! Посмотри на него, он работать не возражает! Это надо же, какое одолжение он нам делает! Не возражает работать! — и молодому человеку. — А для чего ты еще нужен здесь? Только для того, чтобы работал, как папа Карло! — она снова глянула на директора, тот завозился под ее взглядом, сказала. — Как тебе это нравится? — и, не дожидаясь его ответа, выпалила. — Вот и я о том же! Работать, как папа Карло! И день, и ночь! И день, и ночь! — и вновь молодому человеку. — Ты готов работать, как папа Карло?

— Постараюсь, — осторожно ответил тот.

— Нет, ну, ты посмотри на него, он постарается! — бросила директору и впилась глазами в молодого человека. — Стараться уже поздно, дурак! Нужно пахать, пахать и пахать! — перевела дух. — Ты знаешь о моей протеже? Как ты смотришь на работу с нею? Что ты думаешь о ней? — Думилёва смотрела так, словно заглядывала ему в самое нутро.

Зная, чья протеже Ева Нарлинская и зная, что большая часть спектаклей в театре делалась под нее, молодой человек по этому поводу имел собственное мнение.

Его непосредственность была ошеломляющей, он еще плохо научился лавировать в гуще разных мнений и интересов, и не умел выплывать из этого потока победителем. Ему предстояло в жизни набить множество шишек.

Опять глянув на директора, и опять не поймав его взгляда, он ответил:

— Я за то, чтобы в любой театр набирать актеров не по протеже, а по их талантам.

Евгения усмехнулась, и директор сразу по ее виду догадался, что после таких слов молодому режиссеру не быть Главным. Она потеряла к нему интерес:

— А кто, по-твоему, должен определять в театре, талантливый актер, либо нет?

— Да что тут определять? Это же по игре актера видно, — сконфуженно произнес он и сильно расширил глаза.

— Тебе, молокососу, видно одно, а мне с высоты моего возраста и опыта видно иное! — Думилёва вскинула подбородок вверх и жестко спросила. — Ты, дурак, хочешь быть Главным режиссером театра?!

Ее тон привел молодого человека в замешательство, и он неуверенно пролепетал:

— Ну, не знаю.

— Ты свободен! — грубо отрезала она. — Можешь топать! — Евгения резко поднялась со стула. — Ты, дурак, еще не готов быть Главным режиссером театра! Тебя жизнь должна пропустить через свои жернова, чтобы ты созрел мозгами и научился понимать ее!

Когда молодой режиссер торопко выскочил из кабинета, она недовольно сверкнула глазами на директора, который, подпрыгнув со стула, виновато затоптался возле него:

— Ты, Кузьмич, нарочно подставил мне этого дурака? Он юнец, который не дорос до великих дел! У него еще мозги набекрень! Ему сначала следует набить свои шишки! Иначе после него останется один бурелом!

Директор прятал глаза. Он испытывал неудобство оттого, что молодой человек не сумел дать правильных ответов, хотя был талантливым режиссером. Попытался заступиться за парня, хоть и не очень настойчиво:

— Да, он еще зеленоват, как все молодое, Евгения Павловна, но вы посмотрите спектакли, которые он поставил, вы измените свое мнение. И потом речь же не идет об утверждении этой кандидатуры. Пока временно, чтобы присмотреться. А когда потребуется, мы его поправим.