Известно, что Горбачёву, по наследству от К.У. Черненко, на какое-то время достался идеологический участок работы в Политбюро. Однако, по свидетельству знающих людей, Михаил Сергеевич так и не понял истинной её роли, значения духовного фактора, великого просветительского дела как основы возрождения нации, а пользовался всем этим как украшательством в зависимости от аудитории и обстоятельств.

Внешне всё выглядело пристойно: встречи с писателями, журналистами, походы в театры и на выставки. Но, как представлялось его помощникам, всё это скорее использовалось для создания «имиджа», о котором так пеклась Раиса Максимовна, чем отвечало интересам дела или самого Михаила Сергеевича. Нет ни одного партийного документа времён его правления в КПСС, где бы глубоко и профессионально было проанализировано состояние советской культуры и народного просвещения. Уважительное отношение к академику Д. Лихачеву и писателю Л. Леонову напоминало показуху.

Сам Михаил Сергеевич полагает, что первый значительный «эффект Горбачёва» проявился на Всесоюзной научно-практической конференции 1984 года, где он выступал с докладом по идеологическим вопросам. В докладе этом действительно было, по крайней мере внешне, немало интересного и необычного. Выступление Горбачёва произвело впечатление. Он и прежде внушал подчинённым мысль о первостепенном значении идеологии, недаром на протяжении своей партийной карьеры во всех бедах, как правило, винил прежде всего агитпроп. А исправить агитпроп мог только идеологический «мессия». «Летом 1985 года, — пишет Горбачёв, — сменили заведующего отделом пропаганды. Но вся огромная идеологическая машина партии… работала в привычном для себя режиме. Менять ситуацию можно было только пробивая одно за другим «окна» в системе тотальной секретности, и делать это способен был только генсек».

Горбачёв не раз возмущался М.В. Зимяниным, который, по его же выражению, был способен лишь проклинать мировой империализм. Однако держал какое-то время его возле себя. Если секретарь ЦК по идеологии был ограниченным человеком, если сам генсек использовал идеологию только для того, чтобы от случая к случаю прибегать к пропагандистским подпоркам, чего же было ждать от этой сферы деятельности КПСС?

Как Горбачёв ценил идеологию на деле, видно по отношению к подбору кадров. Ему жаль было отдавать на должности соответствующих секретарей райкомов, горкомов партии толковых мужиков. На эти посты было принято выдвигать женщин. Видимо, Михаил Сергеевич усвоил привычку доверять им только идеологический участок партийной работы. В Горбачёве странным образом сочеталось обожествление супруги с неверием в возможности других женщин. «Каюсь, — пишет он, — не было женщин в руководстве и при Горбачёве».

Лишь в средней школе был простор для женских кадров. Но если говорить об учителях применительно к партийной работе, то и здесь была своя ограничительная планка: самое большее, по мнению Горбачёва, на что мог претендовать учитель, — должность секретаря по идеологии. Поэтому среди первых секретарей горкомов и райкомов партии на Ставрополье ни одного бывшего учителя так и не появилось. Сказывалось и его пренебрежение к гуманитариям вообще. Хоть и считал себя Михаил Сергеевич в душе философом, редко позволял себе думать о человеческом, личностном начале любого дела, его всепоглощающей заботой, как и у многих партийных руководителей, был план — хозяйственный план любой ценой…

О роли «человеческого фактора» Горбачёв вспомнил намного позже, уже в Москве. А до этого тот же его спичрайтер ставропольского периода А. Коробейников никак не мог доказать, к примеру, что молоко не только, как говорится, у коровы на языке, но и в душе доярки. Собственно, при нём так и не удалось всерьёз заняться укреплением социально-бытовой сферы животноводства. Ситуация изменилась только с приходом В.С. Мураховского. Строительство городков при фермах и кошарах со всем набором жизненно необходимой инфраструктуры позволило на той же кормовой базе, существенно стимулировав труд доярок и чабанов, повысить эффективность отрасли. Это был нормальный человеческий подход к делу, давший в сочетании с социальным и идеологический результат. Горбачёв же настойчиво требовал «заземлить» или, как говорили его спичрайтеры, «занавозить» идеологическую практику. В этом смысле хлеб, мясо, молоко, яйца, шерсть, другая продукция становились самодовлеющей ценностью, определявшей всю суть идейно-политической работы и авторитет партийных организаций.

На последнем, XXVIII съезде КПСС Горбачёв показал, что он так и не научился мыслить идеологически системно. В докладе он говорил: «Идеология социализма — это не учебники… Она будет формироваться вместе с самим социализмом… Идеология социализма будет формироваться в процессе включения страны в общий прогресс цивилизации». Из этого вряд ли можно понять, какую же идеологию исповедовало последнее руководство КПСС. Идеологию, опирающуюся на тезис «куда кривая вывезет»? Монополия КПСС рухнула во многом потому, что Горбачёв вкупе с другими «реформаторами» лишил её какой-либо идеологической опоры. Убрав старую, ничего не предложил взамен. Он был убеждён в том, что изрекаемые генсеком истины могли заменить серьёзную теоретическую работу в партии.

В. Печенев (член завидовской группы спичрайтеров Л.И. Брежнева, готовивших проект Отчётного доклада ЦК КПСС XXVI съезду КПСС):

— Читателя, конечно, интересует, а как прореагировал на проект доклада наш главный герой — М.С. Горбачёв… Да почти что никак. Вёл он себя тогда очень скромно. Просматривая как-то и с опаской подчищая свой архив (дабы ничего лишнего не попало в лапы чересчур любопытных наших органов), я нашёл бумажку с пометкой: «Горбачёв. Просит вписать в доклад фразу о необходимости и дальше улучшать социально-бытовые условия жизни села и сказать, что не всё у нас благополучно с отношением к социалистической собственности. Учтено по совокупности с другими замечаниями».

Рассказывая о работе над новой редакцией Программы КПСС в черненковские времена, В. Печенев вспоминает дискуссию вокруг тезиса о развитом социализме.

— Я предложил вместо принятой формулы о «совершенствовании развитого социализма» другую, уже апробированную в ряде выступлений Генерального секретаря ЦК КПСС — «совершенствование построенного у нас социализма» (ведь, как ни называй наше общество, а какой-то «социализм», конечно, был построен!), с сохранением идеи о том, что мы находимся лишь в начале большого поворота к практическому решению этих задач. Однако после непродолжительного, хотя и внимательного обсуждения эта идея Михаилом Сергеевичем была отклонена. Задумчиво, а может, загадочно поглядывая на меня, будущий инициатор перестройки сказал примерно следующее (я рассказал в тот же день об этом своим коллегам): «Выбросить «развитой социализм»… Сначала выбросили «коммунизм», а теперь, скажут нам, за социализм взялись… Нет, — твёрже проговорил он, — нас не поймут. — И ещё твёрже, возможно сам себя убеждая, добавил: — Ну и потом, ведь в целом (он развёл в этом месте руками) у нас же построен развитой социализм!»