Макки учитывал это.

Интерпретация пристрастного отношения: «Если я могу вынести решение в пользу определенной стороны, я так и поступлю».

Интерпретация предвзятости: «Неважно, что происходит на арене, я все равно приму вот эту сторону».

Пристрастное отношение допускалось, предвзятость – нет.

Арич был главной проблемой, со своими предвзятостями, пристрастностью, врожденным и привитым воспитанием отношением к тому или иному вопросу. В глубине души он свысока смотрел на все неговачинские правовые системы как на «орудия, ослабляющие характер индивида и руководствующиеся алогичностью, иррациональностью и эгоцентричностью, прикрываясь словами о высоких целях».

Если дело Досади все же дойдет до арены, то его проведут по модифицированному говачинскому Закону. Модификация была костью в горле для Федерации говачинов. Это была уступка, сделанная ради вступления в Конфедерацию сознающих. Периодически говачины пытались сделать свой Закон основой законодательства всей Конфедерации.

Макки помнил, что некогда один говачин сказал о законах Конфедерации:

«Они воспитывают алчность, возбуждают недовольство и порождают соперничество, основанное не на превосходстве, а на предрассудках и материализме».

Макки вдруг вспомнил, что это изречение приписывали Аричу, Высшему магистру Бегущих. Не было ли более глубокого смысла у того, что этот говачин сейчас делал?

Выказывая нетерпение, Арич глубоко вдохнул и сказал:

– Теперь вы мой легум. Если вы уйдете, то будете осуждены за враждебность правительству. Я знаю, что вы именно такой враг, Макки.

– Вы знаете меня, – согласился Макки.

Это был не просто ритуальный ответ и подчинение формальностям, это была правда, однако Макки стоило большого труда произнести ее спокойно. За почти пятьдесят лет, прошедших с тех пор, как Макки был допущен в ряды говачинских юристов, он четыре раза участвовал в древних судебных процедурах арены, а это мало, если сравнивать с послужными списками других легумов. Каждый раз на кону стояло его выживание. На всех своих стадиях судебное состязание было битвой не на жизнь, а на смерть. Жизнь проигравшего была в руках победителя, который мог обойтись с побежденным по своему усмотрению. В некоторых редких случаях проигравшего могли продать собственным братьям по филуму, как раба. Но против такого решения часто протестовали сами проигравшие.

Лучше почетная смерть, чем рабская жизнь.

Покрытый засохшей кровью нож свидетельствовал о том, как часто смертный приговор приводился в исполнение. Это была практика, превращавшая редкие судебные процессы в запоминающееся зрелище.

Арич, говоривший с закрытыми глазами и демонстрировавший наколотую на веках татуировку, довел разговор до решающей точки:

– Теперь, Макки, вы расскажете мне, какое официальное дело Бюро Саботажа привело вас в Федерацию говачинов.

◊ ◊ ◊

Он был высок для досадийского говачина, но при этом выглядел толстым и неухоженным. При ходьбе он шаркал ногами и сутулил плечи. Когда он волновался, дыхание его становилось свистящим и сотрясало грудные желудочки. Он знал это, как и то, что это видят окружающие. Он часто пользовался своей характерной чертой для того, чтобы показать, что ни один досадиец не обладает большей властью, чем он, что власть его смертоносна. Все досадийцы знали его имя: Брой. И очень немногие недооценивали тот факт, что на пост верховного правителя, электора, его избрала Священная Конгрегация Небесного Занавеса. Частная армия Броя была самой многочисленной в Досади, самой эффективной и боеспособной, а его корпус разведки внушал страх и восхищение. Электор занимал квартиру на верхнем этаже административного здания из камня и пластали; бронированные окна квартиры выходили на один из рукавов реки, протекающей через самое сердце Чу. Вокруг этой цитадели, словно концентрические кольца вокруг ядра, располагались городские укрепления. Единственный путь в цитадель лежал через Туннельные ворота, которые были помечены, как «ТВ-1». ТВ-1 пропускали лишь самых избранных из избранных и никого больше.

В первой половине дня на уступах с внешней стороны окон Броя, как на насесте, восседали стервятники, обладавшие особым статусом на Досади. После того, как повелители Занавеса запретили сознающим употреблять в пищу мясо себе подобных, эта роль была возложена на стервятников. В плоти населения Чу и даже в мясе жителей Окраины было низкое содержание тяжелых металлов, и падальщики процветали. Целая стая обосновалась на подоконнике – птицы кашляли, клекотали, испражнялись, сталкивались друг с другом с истинно птичьим нахальством и поглядывали на улицу, высматривая пищу. Смотрели они и на Окраину, но доступ туда был временно закрыт звуковым барьером. Звуки, издаваемые стервятниками, через динамик передавались в одну из восьми комнат резиденции Броя. Это было небольшое пространство размерами десять на шесть метров со стенами желто-зеленого цвета. В кабинете находился сам Брой и два человека.

Брой громко посетовал на шум, издаваемый птицами. Проклятые твари сильно мешали думать. Шаркая ногами, электор проковылял к окну и приглушил динамик. В наступившей тишине он окинул взглядом панораму города и нижние уступы окружающих скал. Ночью был отражен новый набег с Окраины. Ранее Брой лично проинспектировал район нападения на бронированной машине и с охраной. Солдатам нравилось, что верховный правитель делит с ними опасности службы. Стервятники уже очистили от трупов улицы, когда по ним проезжал бронированный кортеж. Плоские спинные хребты говачинов, лишенных грудной клетки, были легко отличимы от белых трупов, набитых человеческими органами. Лишь несколько кусков красной и зеленой плоти осталось на улицах – куски, которые не успели утащить стервятники до того, как звуковой барьер отогнал их прочь.

Когда Брой вспомнил о звуковом барьере, его мысли вдруг приобрели невероятную отчетливость и ясность. Эти барьеры были предметом страсти Гара! Пусть уж птицы покончат со всеми трупами.

Но Гар настаивал на том, что несколько трупов должно остаться на улице, чтобы обитатели Окраины поняли, как безнадежны их потуги сокрушить Чу.

Впрочем, кости были бы не менее эффективными.

Как же кровожаден этот Гар!

Брой обернулся и оглядел помещение, стараясь не смотреть на двух своих помощников-людей. Две стены были заняты таблицами, покрытыми разноцветными закорючками. На столе в центре комнаты лежала другая таблица, на которой была изображена единственная красная линия – график с чередующимися подъемами и спадами. Линия заканчивалась в центре таблицы. Возле конечной точки лежала белая карточка, а рядом с ней стояла статуэтка мужчины с огромным эрегированным членом, который обитатели кабинета именовали «кочергой». Этот непристойный артефакт был захвачен на Окраине. Народ Окраины знал, в чем заключается их главная сила: в бесконечном размножении…