Они атаковали слаженно и подло, с тем расчётом, что измотанный противник не сумеет отразить три удара враз. Они били наискось и на разной высоте, подсекали ноги, так что невозможно было уклониться от лопастей этой живой мельницы.

Я поняла, что Джерард оскальзывался на собственной крови, и поняла, что он сделает, что уже решил, увидела это зримо и въяве, точно на моих глазах умирающие воины уже убивали на последней воле торжествующих победителей.

Отразить два удара — мечом, затем — длинным ножом, отсечь две мельничные лопасти. От третьего удара не уйти, немыслимо. Он и не стремится избежать его, но противник не догадывается об этом. Самый осторожный, враг был дальше всех, он верно выгадал время, он хладнокровно выждал, когда двое подельников захлебнутся в кровавых корчах, чтобы вырвать победу себе. Убийца ещё не знает, он и предположить не может, что его обыграли, пусть и такой ценой.

Знать, что в будущий миг последует удар, заранее прочувствовать его кожей, мышцами, нутром — последовательно, как сталь взрежет тело… и не умереть, отсрочив смерть для возврата последнего долга. Смерть благосклонна к тем, кто ищет справедливости. Она согласна повременить пару мгновений, она отходит в сторону, наблюдая пустыми глазницами.

Двое соединены полосой стали, так при рождении мать и дитя соединены пуповиной, но здесь приводят не в жизнь, а в смерть. В глазах убийцы разгорается торжество, оно не успевает погаснуть, когда рука убитого сжимается на плече врага, сближая объятие, а под сердцем воина взрывается боль. Поединок сведён вничью, белые и чёрные разбросаны по полю, и равно всех кроет бурая листва, и пропитывается торжественной рдяной краской.

Смаргиваю, избавляясь от наваждения. Решение приходит само собой. Вижу средство и срываюсь, бегу. Нет сомнений в том, что не сумею. Я попросту не помню о такой возможности.

Поднырнуть под удар того, что целит слева. Удар — меч, увлекаемый весом падающего тела.

Продолжая движение, сломать замах противника сзади, ближе — удар — кинжал в левой руке.

Разворот…

Я вижу всё это, распавшееся на череду рисованных образов, словно листаю страницы с миниатюрами. Движения Джерарда медленны, совсем как у человека, уставшего от ран. Он знает — и я знаю, — что ему не уберечься от третьего удара.

Но удара нет.

Потому что тот, кто готовил его, спустя мгновенье свалится со стрелой в спине.

Джерард смотрит в лицо того, кто не стал его убийцей. А когда тот падает, видит меня.

3

Арбалет в моих руках раскачивался вверх-вниз.

— Я убила человека, — раздался мой отчётливый голос.

— Он был не лучшим человеком, — словно бы ускользающим, не принадлежащим ему более голосом произнёс Джед и переступил через тело.

Я тряхнула головой, позволила приблизившемуся Джерарду забрать у меня оружие. В следующий миг арбалет накренился и упал на землю из ослабевших ладоней.

Джерард качнулся, и я едва задержала его падение, поднырнув под его плечо, но мне не удержать было всего веса рослого мужчины.

Я едва лишь забрала чужую жизнь, пусть спасая этим жизнь Джерарда, а вместе с ним и свою, немыслимо отягчила свою душу, но, не отбрасывая этой мысли вовсе, отложила её в дальний угол памяти.

— Обопрись на меня, — ласковым голосом просила я, ища в себе выносливости для новых усилий. — Помощь близко.

Меня мало заботило теперь, чего будет стоить для меня эта помощь. Если путь всё же ведёт к браку с риагом Стэффеном, значит, так тому и быть. Иная мысль смущала рассудок — вдвоём нам не преодолеть брода, а с дяди Айолина, крутизной нрава ничуть не уступающего кузену, у которого хоть изредка случались приступы великодушия, станется не внять моим просьбам возвратиться на этот берег ради единственного человека, бывшего, к тому же, чужаком в немилости у брата. Я не знала, что делать, меж тем, времени на выбор оставалось всё меньше. Впереди — немилостивый риаг, позади — его безумный брат или очередные убийцы. И где-то повсюду и нигде — семь сидхе. Было отчего впасть в отчаяние.

— Не могу, прости… отплясал своё.

Какая-то другая Ангэрэт внутри меня от звука такого его голоса вопила и металась в ужасе. Я приказала ей замолкнуть.

Джерард сделал почти незаметный шаг, всё ощутимей наваливаясь на меня, ноги его подгибались. Я сама едва крепилась, чтобы не переломиться. Стоять так я не могла, не говоря уж о том, чтобы идти.

Он опустился, не сдвинувшись с места; увлекаемая им, и я села на землю. Он попытался улыбнуться, но даже это незначительное усилие ему не слишком давалось, он кусал бесцветные губы, а веки смежались помимо его воли.

— Передохну здесь. Чем не славное местечко? Немного даже смахивает на те края, где я родился. Хоть, конечно, не так красиво, ну да на то она и родина…

— Нет-нет, тебе ещё рано возвращаться туда, — сбивчиво зашептала я, пытаясь стянуть с него верхнюю одежду, чтобы лучше понять, чем предстоит заняться в первую очередь. Он не препятствовал мне, но и не помогал. Он не чувствовал боли, но не чувствовал и ничего вовсе, сознание его отлетало в такие дали, куда мне не докричаться. — Холмы Альбы ещё подождут тебя, Джерард, я тебя не отпускала, слышишь? Ты нужен мне здесь! Открой глаза, не засыпай, не смей засыпать, слушай мой голос! Говори со мной, о чём угодно… о чём ты хочешь говорить?

«Это от потери крови», — думала я, твёрдо помня лишь о том, что ему нельзя терять сознание. Сон манит его, как странника — болотные огни, но стоит кануть в обещающую забвение тьму, и он уже не проснётся.

Когда я увидела его раны, меня обуял ужас. Я чувствовала себя бессильной чем-либо помочь ему.

Нет, не время предаваться отчаянию! Я судорожно вспоминала уроки Нимуэ и помолилась о её благополучии и удаче для Стэффена и Блодвен. Где-то они теперь? Оставалось надеяться, что далеко от Тары. Кроме меня здесь нет никого, и ни на чью помощь не стоит рассчитывать. Место отчаяния занимала та решимость, что вложила мне в руки арбалет и спустила стрелу.

— Унять кровь, главное сейчас — унять кровь, — одержимо бормотала и тормошила Джерарда. Пусть чувствует хотя бы боль, только бы заслонить от него манящее забвение. — Вот так, потуже, вот, почти уже не сочится… Бог мой, сколько крови!.. — истерически всхлипнула и отвесила себе звонкую пощёчину, от которой в голове просветлело. — Вот так, так… и хорошо. Однако нам стоит убираться отсюда и поскорее. Всех коней сгубили, глупые вы мальчишки!.. А