Нам с этим культурным шоком ничего не сделать, придется быть психотерапевтами и психиатрами. Придется бесконечно долго и терпеливо объяснять реальную ситуацию, повторяя азбучные истины по миллиону раз и миллион же раз давая по рукам — до тех пор, пока Запад не вернется наконец от своих розовых, почти наркотических грез горбачевщины и козыревщины к осознанию реальности.

Вторая объективная проблема наших отношений — это кризис управляемости Евросоюза.

Я совершенно не пытаюсь выгородить современную российскую бюрократию: она действительно ужасна. Но неужели вы думаете, что она является по отношению к Евросоюзу, где она хранит свои деньги и куда намерена уехать на пенсию, менее европейской, чем бюрократия Советского Союза?

Я действительно не понимаю, почему сотрудничество с «Газпромом» воспринимается сегодня в Европе как угроза, хотя в годы «холодной войны» оно воспринималось как большая удача и выгода.

Не понимаю, почему Евросоюз, выступая против ксенофобии у других, пестует и лелеет свою собственную ксенофобию в коммерческой сфере и разжигает подлинную истерику по поводу крошечного, совершенно незначительного проникновения российского бизнеса на европейские рынки.

Мне приходилось слышать от европейских экспертов фразу «"Газпром" хуже КГБ». Господа, вы накликать не боитесь? Вы хотите, чтобы вам в доступной даже вам форме напомнили, что такое КГБ?

(В зал) Нет, не надо передергивать, я никому не говорил «допрыгаетесь» — я просто обращаю ваше внимание на недопустимость подмены понятий и ревизии истории.

Причина кризиса Евросоюза проста. После своего последнего расширения он объединяет настолько разнородные страны, что выработка компромисса между ними по любому значимому вопросу требует исключительных усилий. При этом страны делают друг другу уступки в разных сферах: например, при столкновении интересов трех стран во внешней политике одна страна может сделать уступку в области транспорта, а другая — в области сельского хозяйства. Поэтому однажды достигнутый членами Евросоюза компромисс потом очень сложно, почти невозможно изменить.

С другой стороны, не вызывает сомнений, что этот компромисс неминуемо, по чисто технологическим причинам вырабатывается без какого бы то ни было учета интересов третьих стран. В этом нет ничего плохого — со своими бы разобраться! — однако в ситуации расхождений интересов Евросоюза и третьих стран европейский компромисс неизбежно достигается за их счет.

В результате мы на всех переговорах сталкиваемся с позицией Евросоюза, которая не учитывает наших интересов и не поддается никакой корректировке. Европейцы говорят нам, что мы должны исповедовать европейские ценности — толерантность, терпимость, умение учитывать интересы всех— и потому должны подчиняться им! Диалог с евробюрократией — это диалог со стенкой, с магнитофонной записью, с чиновниками, в головы которых строго по Салтыкову-Щедрину встроены органчики.

Евросоюз проповедует очень привлекательные ценности, но сам в своей деятельности четко и последовательно отрицает их. Скажите, я правильно понимаю, — мы для того расстались с КГБ, отдали Восточную Европу и почти половину своей собственной страны, чтобы теперь терпеть вот это?

Здесь были сказаны прекрасные слова, что «холодная война» велась между идеологиями, и ее проиграл коммунизм, а Россия не проиграла. Но если так, скажите мне — что случилось потом, после поражения коммунизма? Почему сегодня новый Версальский мир направлен против России? Почему самоутверждение новой Европы столь последовательно и целенаправленно идет за счет России? Почему Евросоюз столь энергично переписывает историю против России? Почему европейцы четко и последовательно относятся к России, как к объекту эксплуатации, у которого нет никаких прав. Никаких вообще.

Нам говорят уважаемые европейские люди — я позволю себе цитировать дословно: «Мы надеемся, что Россия поддержит нас в Афганистане», — а с какого, собственно говоря, перепугу? Скажите пожалуйста, а где, когда, в чем, при каких обстоятельствах вам приходилось слышать, что Евросоюз собирается поддерживать Россию по вопросам, важным для нее, а не для самого Евросоюза? Ручаюсь, вам такого слышать не приходилось, потому что так просто не бывает. Мы и не думаем об этом, ибо знаем, что такое невозможно. Евросоюз требует от России поддержки, но только односторонней.

Самое устойчивое словосочетание не только у европейских политиков, но и у обычных европейцев — «Россия должна». Россия должна, должна, должна кругом, у России есть только обязанности и одно-единственное право — право выслушивать бесконечные, назойливые и часто откровенно бессмысленные нотации. Все говорят о «сближении», и это сближение может идти только за счет России.

Здесь прозвучало множество выступлений, смысл которых без каких-либо искажений можно передать примерно такими словами: «Ну почему вы, глупые русские, не хотите продавать свои нефть и газ дешевле? Почему вы не понимаете, что наступательные вооружения на западной границе НАТО направлены против Северной Кореи? Почему вы не хотите ущемлять свой бизнес в пользу европейского? Почему вы не хотите просто отдавать нам свои деньги? Ведь это было бы так хорошо для всех!»

Хватит!

Предупреждаю: скоро эта ваша неадекватность коснется и вашего бизнеса. У нас есть такой министр, лучший друг немецкой корру… извините, коммерции, — Греф— он работает с 2000 года. Поскольку ни один министр не вечен, его заменят. И тогда вопль о «плохой России» поднимет и довольный сейчас немецкий бизнес. Потому, что в те двери, которые он сегодня открывает ногой, после отставки Грефа ему, вероятно, придется входить на общих основаниях. И это вызовет бурю негодования.

Думаю, мне удалось найти корень трудностей в отношениях между Россией и Евросоюзом.

Это очень простая фраза, с которой здесь полтора дня начинается почти любое выступление европейских участников: «Россия должна».

Так вот, коллеги: Россия никому и ничего не должна.

И, пока Евросоюз это не осознает, России надо отстраниться от него, потому что он неадекватен, и наши отношения будут переживать кризис в лучшем случае недоразумения. Как здесь говорилось, России нужны европейские партнеры. Партнеры! — а не диктаторы, — этого добра у нас и так навалом.

Конечно, Евросоюзу надо помогать осознать факт существования России, и мы должны не переживать по поводу его корыстной неадекватности, но всячески помогать ему и воспитывать его.

Но для нас не будет трагедии, если Евросоюз не поймет это вообще или осознает позже других наших партнеров — например, Китая. Это просто на некоторое время изменит вектор наших стратегических интересов.

И последнее. Здесь один очень уважаемый человек сказал сегодня, что для современных европейцев нет разницы между Сталиным и Гитлером.

Что ж — европейцы имеют право так думать.

Европейцы на все имеют право.

Но, если это действительно так, то до тех пор, пока Россия будет существовать, у нас не будет ничего общего с вашим Западом и вашей Европой, кроме голой коммерции, — которая, как мы хорошо знаем и помним, не спасает и не защищает никого, никогда и ни от чего. (Бурные аплодисменты аудитории, причем как российской, так и немецкой ее части.)