— Твоими бы устами да мед пить.

— Так и будет. А теперь я побегу к своим тортам. Я уж и так сильно задержалась.

— Ты мне еще не сказала, какая на тебе будет маска.

— Не скажу пока. Пусть будет сюрприз. И клянусь жизнью, ни за что меня не узнаете. Ну, фройляйн Минка, я побежала! Нас не должны видеть вместе. Подождите несколько минут и потом идите. За ужином не подавайте виду. Нормально кушайте, чтобы дядя и тетушка ничего не заподозрили. Ровно в половине одиннадцатого встречаемся в моей комнате, нам ведь надо прийти в веселый дом пораньше. Найдем укромное местечко, спрячемся до прихода молодцов. Что там будет!

За ужином я была в таком возбуждении, что у меня начались колики. Я не могла проглотить ни кусочка, однако никто этого не заметил: я была в полном одиночестве. Тетушка Юлиана, правда, на короткое время подсела ко мне, но лишь для того, чтобы сообщить: надвигается летний грипп. Дядя Луи, как всегда, был страшно занят. Во всяком случае, в девять часов вечера я уже сидела одна в своей комнате.

Йозефа проводила меня, и на лестнице я заметила, что вечеринка уже началась.

Слышались причудливая цыганская музыка, позвякивание тарелок, мужские голоса, шум, смех, но ни грохота разбитой посуды, ни единого выстрела не было. Посыльный Карл, одетый в элегантную темную ливрею портье, стоял со свирепым взором в дверях апартаментов, скрестив руки и желая всем доброй ночи.

Затем все пошло так, как было задумано. Около половины одиннадцатого, закутавшись в розовое «домино» и заколов волосы, я прошмыгнула к комнате Лизи, четырежды постучала в дверь и в нетерпеливом ожидании отступила от нее.

Несколько секунд царила полная тишина, потом дверь бесшумно открылась. Я на цыпочках вошла в комнату и быстро повернула ключ. Что меня ожидало здесь? Я могла представить себе все что угодно, но того, что увидела, ну никак не ожидала. В комнате был полумрак. Горели лишь керосиновая лампа и пять свечей на туалетном столике. Окно было заперто и плотно зашторено зелеными портьерами. Передо мной стояла черноволосая незнакомка, явная испанка, узко затянутая в талии, в ослепительно-красном платье с оборками, большим кринолином и черной оторочкой.

Ее голову и плечи покрывала роскошная черная кружевная мантилья. Дама казалась стройнее Лизи и значительно выше ростом. Лица за вуалью не было видно. На шее сверкал бриллиантовый крестик, в руке она держала красный веер от Макарта. Передо мной стояла великолепная, изысканная дама. Неужели это Лизи?

Какое-то мгновение я, онемев, рассматривала ее. Затем услышала хорошо знакомое мне хихиканье. Незнакомка откинула вуаль, и я увидела совершенно незнакомое лицо.

— Ну, что я вам говорила? Не узнаете меня? — Это был веселый голос Лизи. — Могу околдовать любого, не хуже актрисы из Хофбургского театра в Вене, — она, улыбаясь, повернулась ко мне, сделав танцевальное па.

— Но, Лизи, как тебе удалось вдруг стать выше ростом?

Незнакомка приподняла полу своего красного платья, и я увидела пару черных зашнурованных сапожек.

— Это особые сапожки, их специально шьют для оперных певиц небольшого роста. У них двойная подошва, и на сцене они позволяют выглядеть намного выше. Я заказала себе тройную подошву. Посмотрите! И при этом сапожки легкие, как перышки. Могу в них даже танцевать!

— Танцевать? Это выглядит, как будто… как будто ты стоишь на платформе.

— Все равно можно танцевать! А волосы? Я их высоко зачесала, а поверх надела парик из длинных черных волос. Мантилья держится на высоком гребне. Если надеть высокий парик с высоким гребнем, выглядишь еще выше. А сапоги делают меня длиннее снизу. Я на целую голову выше, чем ваша маленькая Лизи, которую все знают. А сейчас я даже выше вас.

— Ты гений!

— Стараюсь, — скромно заметила Лизи. — Я и средь бела дня могу пройти по Главной площади Эннса, все будут смотреть мне вслед, и никто не узнает, кто я на самом деле. Даже почтенная фрау Танцер не узнала бы меня в таком виде. Я ради шутки уже пробовала. — Она раскрыла свой роскошный веер, подбоченилась, упершись левой рукой о талию, и зашагала взад и вперед по комнате, двигаясь совершенно по-новому. Такой я никогда ее не видела: она действительно производила полное впечатление испанки. Такого фантастического превращения я еще никогда в своей жизни не наблюдала.

Лизи засмеялась:

— Неплохо, а?

— Господи, где ты научилась всему этому?

— Когда жизнь такая короткая, всему быстро учишься, если, конечно, есть голова на плечах.

— А кто помог тебе так зашнуроваться?

— Никто. Сама умею.

— Но как тебе удалось?

— Это мой секрет. Я пошила корсет, который зашнуровывается спереди. Это моя выдумка, и я очень горжусь ею!

— Ты и шить умеешь?

— Должна уметь, фройляйн Минка. У меня ведь нету денег на дорогих портних.

— А как тебе удалось изменить лицо?

Лизи улыбнулась, польщенная моим вопросом.

— У меня есть театральный грим, как у настоящей комедиантки. Добавила немножечко теней слева и справа от носа, увеличила рот красной помадой, зачернила светлые брови и наклеила мушку пластырем на щеку. Черные волосы с парика распустила по ушам — лицо сделалось длиннее, видите? И цвет лица другой — как у настоящей испанской доньи. Оле! — Она подняла руки над головой, щелкнув пальцами, как делают танцовщицы фламенко. — А сейчас, — сказала она, снимая черные кружевные перчатки, — подойдите ко мне. Я тут все приготовила для вас. Видите, на кровати — это ваш костюм. Сейчас мы из прелестной барышни сделаем бравого солдата, ефрейтора-сердцееда. Все дамы с Бастайгассе будут у ваших ног. Какую конкуренцию составит барышня господам на вечеринке! Ох, что будет! Я прямо сгораю от нетерпения. Вот уж повеселимся всласть.

Она ловко помогла мне переодеться. Впервые в жизни я радовалась своим неразвитым формам. У меня и без корсета была прямая стройная фигура. Первая же униформа, взятая тайком в театральной костюмерной, которую я примерила, прекрасно подошла мне, только сапоги оказались великоваты, но Лизи набила их носками, так что я спокойно могла в них ходить. Это была форменная одежда уланов — с широкими плечами, что меня совершенно не смущало. Мои волосы, правда, были слишком густыми, и, когда я заколола и подняла их наверх, как приказала Лизи, голова моя под светлым париком выглядела чересчур большой. Лизи восторженно оглядела меня со всех сторон.

— Да-а-а, — протянула она, — ну что же, вот у нас и получился маленький ефрейтор с огромной головой. Ну ничего. Нахлобучим побольше шапку и наклеим усы поменьше. Сейчас уже лучше. Вот так! С таким молодцем можно и на людях показаться!

Я сидела перед зеркалом у туалетного столика Лизи и внимательно рассматривала себя при свете свечи. В таком мундире, с париком и светлыми усами я действительно была похожа на молодого человека. Даже чересчур молодого — можно сказать, на желторотого юнца. Пройдет ли этот номер?