Полчаса спустя Джед уже собрался снова сесть в седло, но вдруг заметил на земле следы индейских пони – их было множество, – а также следы мокасин. Джед склонился над следами – они были совсем свежие. Но его быки и лошади затоптали большую их часть, и он так и не смог определить, в каком направлении двигались индейцы. Ясно было только одно: среди них – женщины и дети. Следовательно, это вовсе не охотничья вылазка.

Джед снял шляпу и утер пот со лба. Потом посмотрел в ту сторону, где находился лагерь чероки. Он мог добраться до него за полчаса.

Возможно, не было никакой опасности. Возможно, он неправильно истолковал приметы. В конце концов, это могла быть… если не охотничья вылазка, то, возможно, какая-то экспедиция.

И все же он никак не мог избавиться от страха, терзавшего его с самого утра.

Как бы то ни было, ему следовало увидеться с Красным Волком и рассказать ему о Накогдочесе, если до него еще не дошли слухи об этом. Он все откладывал, все медлил… Но очень может быть, что Сэм уже рассказал обо всем. И это означало…

Надев шляпу, Джед вскочил на лошадь.

– Рио! – крикнул он. – Я еду вон туда, за холм! Вернусь еще до полудня!

Рио помахал ему в ответ, и Джед, хлестнув свою лошадь, помчался в сторону индейского лагеря. Беспокойство его с каждой минутой росло, но он все еще надеялся на лучшее.

Ближе к полудню Элизабет взяла деревянную бадью и в очередной раз направилась к ручью за водой. Она чувствовала себя усталой, но в последнее время это случалось часто. К тому же жара и бессонная ночь способствовали усталости.

Элизабет снова вспомнила о доме… И подумала о том, что дома, в Алабаме, она не таскала бы тяжелые бадьи с водой. Дома она сидела бы на веранде в легком летнем платье, пила маленькими глоточками ледяной чай и грызла сахарное печенье, а двое рабов обмахивали бы ее веером из пальмовых листьев. Она бы болтала с подружками о приближающемся бале или слушала молодого священника, преподобного Эшбери, который читал бы ей что-нибудь из греческих поэтов. Потом она поднялась бы в свою затененную спальню, комнату с высокими потолками и обоями в цветочек, разделась бы до сорочки и улеглась на прохладные льняные простыни. Ее горничная принесла бы влажные, благоухающие лимоном салфетки и приложила бы их к ее вискам. И она закрыла бы глаза и уплыла в сон… А потом, ближе к вечеру, приняла бы ванну и переоделась к ужину…

Дом… Он казался таким же далеким, как звезды на небе.

У тополиной рощицы, отделявшей ручей от дома, она остановилась и осмотрелась. Полюбовалась маками и дикими ноготками, разросшимися вокруг их хижины. Взглянула на тонкую струйку дыма, поднимавшуюся из трубы. Перевела взгляд на курятник – этот незыблемый бастион цивилизации. Элизабет вспомнила, как выглядело это место, когда она увидела его впервые, и улыбнулась.

Возможно, сделано было не так уж много, но теперь стало гораздо лучше, чем прежде. Возможно, этой осенью они смогут где-нибудь раздобыть семян, и к следующему лету у них появится собственный огород. И хорошо бы уговорить Джеда, чтобы он привел на ранчо молочную корову и раздобыл еще несколько кур – тогда бы у них было все для начала нормальной семейной жизни.

А как чудесно было бы иметь настоящую ванну и снова почувствовать прохладу хрустящих льняных простыней…

Элизабет вздохнула и снова зашагала к ручью, стараясь уберечь юбки от колючек и ветвей кустарника. Да, она получит свою ванну – это будет холодная вода ручья. Когда Джед вернется домой, она будет свежей и прелестной – специально для него. И докажет ему, что ничего не боится, и скажет, что ей ужасно жаль, что она говорила ему раньше столько неприятных вещей.

Она докажет ему, что готова начать все сначала.

Элизабет поставила бадью у ручья и присела на траву, чтобы снять башмаки и чулки. Холодная вода ласкала пальцы босых ног, и это было восхитительное ощущение. Потом она вернется в дом, чтобы взять мыло и полотенце, и тогда сможет искупаться в ручье. Но пока что ей хотелось просто посидеть, поболтать ногами в воде и помечтать о сегодняшнем вечере.

Она все еще тосковала по дому. И, возможно, всегда будет тосковать. Но ведь можно навестить отца… Да и он мог бы навестить ее. К тому же скоро в Техас должна приехать и Маргарет. Так что ей, Элизабет, не грозит одиночество. И кто знает… Возможно, к будущему году… Она с мечтательной улыбкой провела рукой по своему плоскому животу, представляя, как он начнет расти и округляться, когда ей придет время носить ребенка Джеда. К будущему году все это станет возможным.

Все у них будет хорошо, Джед обещал…

Вытащив из воды ноги, Элизабет взяла ведро и наклонилась, чтобы наполнить его.

И вдруг услышала стук подков.

Деревню покинули – не было ни вещей, ни лошадей, и даже зола в очагах успела остыть. В этой жуткой и какой-то сверхъестественной тишине не чувствовалось ни малейшего дуновения ветерка, и леденящий страх сжал сердце Джеда.

На память ему пришли слова Красного Волка.

„Я не запятнаю кровью порога друга“, – сказал вождь.

Они узнали про Накогдочес и решили сражаться где-то в другом месте.

Красный Волк, его женщины, дети, его воины – все они покинули эти места, исчезли. А Элизабет осталась в хижине одна.

Джеду почудилось, что ясный день заволокло черной дымкой. Невозможно было отрицать очевидное, невозможно было не считаться с произошедшим. Он не стал терять время, не стал осматривать следы поспешного бегства индейцев. Он даже не стал размышлять о случившемся, потому что сразу все понял.

Развернувшись, Джед пустил лошадь в отчаянный галоп. Ветер рвал его рубашку, глаза слезились, и сердце гулко стучало в груди.

Он не должен был оставлять ее одну. Он ведь чувствовал сегодня утром! Он ведь знал это! Она ведь не умеет стрелять, не может даже воспользоваться оружием! Почему он не научил ее? Он должен был ее научить. Было столько возможностей – десятки, сотни, тысячи, а он упустил их, не воспользовался ими. А что, если она одна вышла из дома? Что, если уехала верхом, хотя он предупреждал ее, что этого делать не следует? Она никогда не слушала его, но он должен был заставить ее слушать, прислушаться! Она ничего не понимала. Он обещал защитить ее, но ведь ни разу не объяснил ей, в чем состоит опасность… Было сделано столько ошибок, что теперь лишь чудо может ее спасти.

Чувство вины мучило и терзало его. Сжимая зубы, он то и дело подгонял лошадь, но ему все же казалось, что он скачет слишком медленно.

Да, слишком медленно, он не успеет ее спасти!

Джед в отчаянии зажмурился.

„Господи, не дай этому случиться, – думал он. – Не дай мне увидеть то, что, как я знаю, ждет меня…“

И тут он почувствовал запах дыма.

Элизабет уронила ведро. Видимо, инстинкт подсказал ей, что надо оставаться на месте. Затаившись в тополиной роще, она в ужасе смотрела на дом…