В глубине колодца при церкви Святого Юлиана Бедняка, вдали от глаз прихожан, прорытый в одной из стен, уходил в глубь земли темный узкий коридор. Ошеломленный, я только что обнаружил забытую дверь, о которой говорит Виллар. Тайный проход!

Потрясенный этим удивительным открытием, я не сразу решился ступить в подземелье. Есть что-то устрашающее в том, чтобы спускаться в чрево земли, да и предостережение Виллара все еще звучало у меня в голове: «Есть двери, которые лучше никогда не открывать». Но для меня это была возможность познать невидимое, проникнуть в непостижимое. Мне, парижскому общественному писарю, обреченному на забвение, наконец представился случай заглянуть за завесу, постичь неведомое, объять необычайное. Как я мог отступить?

Собравшись с духом, я зажег новый факел и, согнувшись, пустился в путь. Склонив голову, я осторожно проскользнул в проход, выставив факел перед собой, как оружие. Пламя слабо освещало дорогу, но, во всяком случае, достаточно, чтобы я видел, куда ставлю ногу. Я пробирался между грубыми стенами из неотесанного камня, стараясь не оскользнуться на земляном полу, усеянном лужами.

Продвигался я медленно, напрягая зрение и слух. Дорога становилась все круче, а проход — все уже. Не знаю, был ли тому причиной спертый воздух или охвативший меня страх, но мне с трудом удавалось дышать ровно. Да и температура постоянно снижалась.

Спустя какое-то время я осознал, что утратил представление о расстоянии и времени. Как давно я погружаюсь в чрево Парижа? От колючего холода у меня онемели пальцы и затылок. Голова начинала кружиться. А этот коридор вел все ниже и ниже.

Вдруг пламя факела заколебалось. Я тут же остановился, вынул из мешка еще один факел — еловое древко, обернутое фитилями из воска, и зажег его дрожащими пальцами. Подземелье вокруг меня осветилось. И я продолжил путь, решив двигаться, чтобы бороться с холодом.

Не знаю, как долго еще я шел по этой бесконечной галерее. Дышать становилось все труднее, и постепенно я почувствовал, как меня охватывает тревога. Мужество уже изменяло мне. Не раз я был готов повернуть обратно, но жажда познания все пересилила. Тайна, которую сто лет тому назад сокрыл в своих тетрадях Виллар из Онкура, наверняка стоила того, чтобы превзойти самого себя. Этот долгий путь в недрах земли представлял собой испытание, ритуальный переход. Я должен был преодолеть стихии и самого себя. И я упрямо боролся со страхом. С пустотой.

Вскоре воздух начал теплеть. Понемногу он становился терпимым, приятным, потом сделался жарким и наконец — тяжелым, едва выносимым. Но я продолжал двигаться вперед. Как знать, где я тогда находился? На какой глубине? Был ли я все еще в пределах Парижа? Я не мог бы этого сказать. Но вдруг в нескольких шагах от себя я увидел, как туннель расширяется. Там было нечто вроде пещеры. Оттуда, где я стоял, ее нельзя было разглядеть как следует, но я смутно угадывал очертания просторного зала, где, казалось, горел слабый странный огонек.

Сердце забилось сильнее. Я не сомневался: тайна Виллара там, передо мной. Я ускорил шаг, чтобы поскорее достичь конца туннеля. То, что я тогда увидел, превосходило человеческое разумение.

Вилли Вламинк сидел напротив заместителя генсека в кабинете на втором этаже здания Юста Липсия. Лицо их собеседника появилось на экране видеосвязи.

— Его имени нет ни в одном списке авиапассажиров, господин заместитель генерального секретаря.

Представитель европейских властей тяжело вздохнул:

— Наверняка он летит под чужим именем.

— С сегодняшнего утра мы следили за высадкой всех пассажиров международных рейсов. Ни следа Маккензи. Он не прилетал ни самолетами «Эр Франс», ни самолетами «Эйр Чайна», ни «Аэрофлотом». Его нет нигде. День почти закончился, и скоро здесь никого не будет.

Во взгляде их собеседника читался сдерживаемый гнев. Он пролетел шестнадцать с половиной часов, и все понапрасну! За его спиной угадывался пустынный вестибюль Международного аэропорта имени Чингисхана в Улан-Баторе.

Вламинк сдержал улыбку. С самого начала он не скрывал своего неодобрения в отношении сотрудничества с Мари Линч. Средства, к которым прибегли, чтобы ею манипулировать, представлялись ему неуместными, недостойными их положения, и, сказать по правде, он почти надеялся, что полученная от нее информация окажется неверной.

— Думаете, он вас опередил? — неуверенно предположил заместитель генсека.

На другом конце света молодой агент вместо ответа пожал плечами.

— Прежде всего я думаю, что он нас обскакал, — вставил Вламинк.

Заместитель генсека бросил на него бешеный взгляд и отключил связь с Улан-Батором.

— Вы бы лучше выяснили, где на самом деле находится Маккензи, чем глупо улыбаться!

Бельгийский агент кивнул, даже не потрудившись стереть с лица ироническую улыбку. Этот Маккензи нравился ему все больше и больше.

Ари, Кшиштоф и Ирис торопливо покинули самолет по крытому трапу и вошли в здание аэровокзала. Они захватили с собой только ручную кладь, и стоять в ожидании перед ленточным конвейером им не пришлось. На таможне их настоящие-поддельные паспорта, полученные в ЦУВБ, не вызвали ни малейших подозрений.

Во время полета они почти не разговаривали. Все трое испытывали некоторую неловкость. Ирис винила себя в том, что не рассказала друзьям ни о похищении брата, ни о шантаже. А мужчины не могли простить себе, что подозревали ее в предательстве.

Но главной причиной молчания была не отпускавшая их тревога о брате Ирис. Ален Мишот был неуравновешенным, сложным и не всегда приятным молодым человеком, но других родственников у Ирис не осталось. К тому же в глубине души он был не испорченным, а скорее слабым парнем, которого сильно травмировала преждевременная смерть родителей. Его выходки лишь прикрывали его глубокую уязвимость. Ари не раз случалось с ним общаться, и он привязался к этому вечному подростку, понимая хотя бы отчасти истоки его слабости.

Высадившись в Эквадоре после семнадцатичасового полета, все трое надеялись, что им удастся отыскать молодого человека. И что это случится не слишком поздно.

Едва выйдя из аэропорта Марискаль-Сукре в Кито, они были приятно удивлены мягкостью климата. Несмотря на жаркое солнце, на этом плоскогорье, расположенном на высоте 2850 метров над уровнем моря, воздух оставался свежим.

Еще во время полета они успели насладиться видом бесконечной горной цепи Анд и ее заснеженными вершинами. Теперь они любовались ею с земли.

Вытянутый в длину город Кито зажат между четырьмя внушительными вулканами. За аэропортом, примыкающим к столице, виден великолепный и устрашающий действующий вулкан Пичинча.

— Подумать только, что как раз сейчас агенты ССЦ разыскивают нас в Монголии, — заметил Ари, с удовлетворением созерцая пейзаж.