Честно говоря, мне трудно было понять брата и согласиться с его мнением, но Хуан Луис был главой нашей семьи, и мне не пристало сомневаться в нем. Вы знаете, как много значили для нас уважение к старшим, верность семье. Но сейчас я говорю Вам, что, если бы я догадывался о том, какое зло творит мой брат, никакая лояльность не заставила бы меня молчать и бездействовать.

Мой дорогой Артур, я испытываю глубочайший стыд и ужас. Я всем сердцем желаю сделать все, что в моих силах, хотя с болью сознаю – ничто не в состоянии искупить гибель целой семьи.

Нам надо увидеться».

Оливия поняла, что она держит в руке то самое решающее доказательство, которое так долго искал Пол Остерман. Поэтому он и выбрал ее отца. Главной причиной было то, что Карлос Ариас не мог не прислушаться к словам Артура Сегала.

Остерман пытался дотянуться до Карлоса Ариаса, но ему помешали. Благодаря отцу Оливии Карлос узнал все и, судя по его письмам, был готов восстановить справедливость, но и ее отец, и Карлос Ариас погибли в катастрофе.

Не в силах больше думать об этом, Оливия положила в дорожную сумку все бумаги, еще раз извинилась перед служащим «Британия Сейф Депозит» за то, что отняла у него столько времени, и сразу же позвонила Джерри Розенкранцу. Она поблагодарила его за помощь, сказав, что бумаги в сейфе личного характера, попрощалась и предупредила, что сразу едет в Брюссель.

Она вышла на Лиденхолл-стрит, и ее оглушила суета делового Лондона. Она нашла такси, поехала на вокзал Ватерлоо. Она была так потрясена прочитанным, так придавлена грузом, который, как она вдруг отчетливо осознала, только что приняла из рук отца, что у нее не было ни сил, ни желания ни о чем думать. Ей хотелось только поскорее оказаться у себя дома, где она могла побыть одна, прежде чем снова обретет способность планировать дальнейшие шаги этого устрашающего путешествия в прошлое.

В пять часов она села в поезд, выпила бокал белого вина перед обедом, который все равно остался нетронутым. Теперь она жалела, что ее машина – на вокзальной стоянке. Ей хотелось просто рухнуть на заднее сиденье в такси – лучше всего пьяной настолько, чтобы не помнить ни записей в блокноте Антона Ротенберга, ни писем Пола Остермана. Но дорожная сумка, стоявшая на пустом сиденье напротив нее, без устали напоминала, что у нее есть долг перед отцом, перед Карлосом Ариасом, перед давно умершим коллекционером и его семьей…

А еще – она только что начала это осознавать – перед своей матерью, Грейс и Франклином Олдричами и пилотом вертолета, чьего имени, да простит ее бог, она не помнит.

Потому что Полу Остерману после его единственной встречи с Майклом Ариасом угрожали судебным преследованием. Потому что Артур Сегал счел необходимым запереть ящик в сейфе. Потому что, когда Карлос и ее отец стали предпринимать какие-то шаги, их остановила смерть.

Она не замечала темноволосого человека в черном кожаном пиджаке, в темных очках, который сидел в ее отделении, уткнувшись в «Дейли Экспресс». Не заметила она его и утром по дороге в Лондон, и позднее, когда вышла из здания «Британия Сейф Депозит» на Лиденхолл-стрит. Он смотрел, как она садится в такси, и поехал следом на другом.

И она не заметила его, когда вышла из поезда в десять часов вечера и усталой походкой направилась к подземной стоянке.

Это произошло так быстро, что она не успела ничего сделать, в сущности, ничего и не увидела. Она только услышала звук мотора машины, резко, агрессивно набиравшей скорость, потом в глаза ей ударил ослепительный свет фар, заставивший ее заслонить глаза рукой.

И ужасный, отвратительный звук, когда ее ударило крылом машины.

А потом не стало ничего.

Она пришла в себя в палате «Скорой помощи» в больнице «Сент-Пьер». Все были к ней очень добры и говорили, что она спаслась чудом. Левая рука была сломана, но больше никаких серьезных повреждений, только ушибы и небольшие порезы.

– Сначала, – сказал один из врачей, молодой, торопливый и на вид очень усталый, – я наложу вам гипс на руку, вы останетесь здесь на ночь, а утром, если все будет хорошо, мы можем отправить вас домой.

Оливия взглянула на него. Туман у нее перед глазами еще не совсем рассеялся.

– Машина не остановилась, да?

– Да, мадемуазель. С вами хотят поговорить полицейские.

– Хорошо.

Он легко коснулся ее правой руки и покачал головой:

– Поистине, мадемуазель, вам очень и очень повезло.

Оливия была склонна ему поверить, так же как и медсестре, тоже твердившей о чуде, потому что у нее не было никаких сомнений – ее хотели убить.

Она даже не стала спрашивать о своей дорожной сумке. Было ясно, что она исчезла.

– Это был преднамеренный наезд, – говорила она двум офицерам полиции, которые брали у нее показания, пока она сидела в вестибюле и ждала, пока ей наложат гипс.

– Водитель не смог остановиться, – сказал один из них. – Вероятно, он растерялся.

– Или она, – вставил второй полицейский.

– Вы говорите, вы не разглядели водителя, мадемуазель?

– Я вообще ничего не видела, кроме фар, – проговорила Оливия. – Я даже не могу сказать, какой марки и какого цвета была машина.

– Может быть, они заявят о несчастном случае позже, – сказал первый полицейский. – Иногда так бывает.

– Но не в этот раз, – начиная злиться, возразила Оливия. – И это не несчастный случай.

– Почему вы это утверждаете, мисс Сегал? – спросил полицейский, нахмурившись.

На мгновение она закрыла глаза:

– Это очень долгая история.

– Может быть, вам лучше отдохнуть, мадемуазель? Оливия открыла глаза:

– Вы пытаетесь найти машину? Второй полицейский пожал плечами:

– Мы почти ничего не можем сделать, мадемуазель. У нас нет никаких данных, даже описания автомобиля.

– Вы уверены, что ничего не можете вспомнить? – спросил первый полицейский.

– Было темно, – тихо произнесла Оливия. – И это случилось так быстро. – Она умолкла, потом спросила: – Неужели никто ничего не видел?

– Увы, пока никто ни о чем не заявлял, – ответил полицейский.

– Может быть, потом, – вяло добавил второй. Они повернулись к выходу.

– Я должна сказать вам о сумке, – остановила их Оливия.

– Вы уже говорили, мисс Сегал, – терпеливо проговорил полицейский. – Она пропала.

– Она украдена, – сказала Оливия.

– Это весьма вероятно, – кивнул он. – Какой-нибудь случайный прохожий…

– Ее украл водитель машины, – перебила его Оливия, – или его подручный.