– Надо было. В том-то и дело, что надо.

– Хорошо, давай представим, что ее можно спасти, – как врач на пациента, посмотрела на Павла Эльвира. – Мы нашли ее, вернули ей человеческий облик. И что дальше? Дальше окажется, что Горуханова убил ты.

– Я?!

– Следствие продолжится, и окажется, что ты убил Виктора и Катю.

– Но я их не убивал!

– А люди, которых натравил на тебя Антон. Ты их убил, и тебя обвинят в их смерти. У тебя судимость за двойное убийство. И эти убийства повесят на тебя. Возможно, тебя объявят психом, отправят на обследование, а там – Антон со своими людьми. Ты хочешь быть овощем?

Страх, поднявшийся из глубины души, схватил Павла за горло, заставил зажмурить глаза.

– Не хочу!

– Не надо бояться. Все будет хорошо. Ведь я твой врач, – успокоила Торопова Эльвира.

– Врач, – завороженно кивнул он.

– И ты должен слушаться меня.

– Должен.

– Ведь я же не заставляю делать тебя что-то плохое. Ты всего лишь будешь работать по дому. Работы много, а трудотерапия в твоем состоянии очень полезна.

– Дом охранять надо, – вспомнил Павел.

– Охраняй. Но не зацикливайся на этом. Не хватало еще, чтобы у тебя развилась мания преследования.

Павел мрачно усмехнулся. Вроде бы и здоров он, но Эльвира права, психика его сейчас в таком состоянии, что мания преследования действительно могла развиться в нем. Не нужны ему мании, не нужны ему фобии, так что без Эльвиры ему не обойтись.

Он до самой темноты косил траву, старательно и с энтузиазмом. Ведь ему нужно было очистить зону видимости вокруг дома, который он обязан охранять. Затем носил в дом воду из колодца, грел ее на газовой плите, но делал все это без души, как будто не для себя старался, а отрабатывал какую-то повинность.

Торопову вовсе не хотелось обустраивать быт, как он к тому стремился в доме на берегу Балтийского моря. И Эльвира не вдохновляла его как женщина. Поэтому он всего лишь потер ей спину, когда она принимала ванну, и не остался с ней, хотя та и намекала.

И поздний ужин с вином не смог настроить их отношения на романтический лад. Вместо того чтобы идти вслед за Эльвирой в спальню, Торопов долго мыл посуду. Потом он протер пол во всем доме, натаскал воды из колодца. И делал он все это лишь для того, чтобы лечь в постель, когда Эльвира заснет.

С высоты чердака дорога от деревни к дому просматривалась от и до. Павел сделал забор прозрачным, скосил сухостой, поэтому за ней можно было наблюдать из окон первого этажа, но в этом случае появлялись непросматриваемые участки местности. А с чердака все как на ладони. И за той дорогой, что тянулась к дому из деревни, можно приглядывать, и за той, что шла к нему через поля со стороны леса. И тропка видна, что петляла от реки. Чтобы обеспечить полный обзор, нужно постоянно переходить от одного чердачного окошка к другому, и Павла это не очень устраивало. И пулемета нет, чтобы отстреливаться. Хорошо бы «Утес» на треноге поставить, а еще лучше два, на каждое окошко…

Этими своими соображениями Павел и поделился с Эльвирой. Она посмотрела на него с таким выражением лица, как будто собиралась приложить ладошку к его лбу. Дескать, горячечный бред – дело серьезное.

Павел обиженно глянул на Архипову. Как будто он силой затаскивал ее на чердак. Сама к нему поднялась. Пирог у нее на кухне сгорел, она окна во всех комнатах открыла, а сама к нему пришла, ну, он и сказал ей про пулеметы. Зря, конечно. Такие мысли при себе нужно держать, особенно если есть подозрение на проблемы с головой.

– Тебе нужно успокоиться.

– Я спокоен как удав.

– Не похоже.

– Однажды я уже позволил застать себя врасплох.

– Сейчас другой случай. Ты знаешь, что представляет собой Антон, а он не знает, где мы. Неделя уже почти прошла, и ничего… Тебе нужно взять себя в руки.

– Со мной все в порядке.

– Не надо меня обманывать. Тебя терзает страх, он расшатывает твои нервы. Я переживаю, как бы у тебя не развилась мания преследования. Боюсь, что все к этому идет.

– Если бы у меня развивалась мания, я бы сейчас ямы вокруг дома копал, – сказал Павел, за беспечной улыбкой пытаясь скрыть беспокойство за свое душевное здоровье. – Рвы, волчьи ямы – достойное занятие для мужчины, ты не находишь? А я обои поклеил, огород вскопал, дров на весь год нарубил, сделал так, чтобы вода из колодца насосом качалась. Или этого мало?

– Ты работаешь, как зверь, – с печальным сарказмом усмехнулась Эльвира.

– Это плохо?

– И устаешь, как зверь…

Он действительно изматывал себя, чтобы иметь повод жаловаться на усталость. Каждую ночь Павел ложился в постель, как бревно, делая вид, что не в силах пошевелиться. А Эльвира делала вид, что верит ему.

– Ну, мне нужно втянуться в этот ритм.

– Ты не оправдывайся, не надо. Я же все понимаю. Я преступница, по мне тюрьма плачет. Но ведь и ты не святой. Ты убил свою жену, ее любовника. И срок у тебя был не самый большой.

– Не важно, какой срок. Сколько дали, столько и отмотал.

– Но ведь было? И ты раскаялся в том, что сотворил. Я же знаю, что раскаялся. И я раскаиваюсь. И жизнь сначала начать хочу. Только ты не веришь мне, – скривила вдруг губы Эльвира и, закрыв лицо ладонями, расплакалась.

Сейчас рядом с Павлом стоял не врач, а несчастная женщина, взывающая о жалости.

– Почему не верю? Верю.

Он обнял ее за плечи, боком прижал к себе. Она уткнулась головой в его плечо.

– Думаешь, я сволочь последняя… – всхлипнула женщина. – Да, вела себя как сволочь. Но я человек.

– Человек, человек, – соглашаясь, кивнул Павел.

– Хочешь, мы поедем искать Антона? Я знаю несколько мест, где он может находиться, – заискивающе, снизу вверх посмотрела на Торопова Эльвира. – Может, Дарью твою еще спасем. Может, еще и не поздно.

– Это уже разговор, – взбодрился он.

– Ты ее любишь? – плаксиво спросила женщина.

– Нет. С чего бы? Между нами ничего не было, да и вообще, все как в тумане происходило. Просто мне совесть надо успокоить. И тебе тоже.

– Этим я совесть не успокою, – покачала она головой. – Этого слишком мало. Но хоть что-то. Еще можно с Викой поговорить, она скажет, что у Лены мужчина в доме был – ну, в ночь убийства. Витек все равно мертв, какой с него спрос? А Козьмина отпустят. Он хоть и неприятный, но человек.

– Можно и с Викой поговорить, – еще больше оживился Торопов.

– А еще с Антоном разобраться можно, – затаив дыхание, несмело посмотрела на него Эльвира. – Ты можешь.

– Что?