Британские корабли, еще не зная о введенном запрете, продолжали заходить в Санкт-Петербург. Так, 5 ноября 1800 года, несмотря на запрет, в Кронштадт прибыл английский корабль «Альбион» с товарами и был арестован. По распоряжению главы Коммерц-коллегии, товары с него были перевезены в столичную таможню. В ноябре месяце находившиеся на рейде один корабль в Пернове и пять в Риге были переведены в Ревель в связи с приближающейся зимой и невозможностью ввести их в устья рек из-за больших размеров и осадки. Из ста кораблей, зашедших в Санкт-Петербургский порт с момента опубликования указа Павла I, к 15 января 1801 года девятнадцать было разгружено, один стоял под разгрузкой, а восемьдесят – ждали своей очереди.

30 ноября, по ходатайству русских купцов, английские товары было велено продавать с целью уплаты долгов. Тогда же для приведения в порядок и соответствующего рассмотрения обоюдных долговых расчетов российских купцов с британскими начали создаваться ликвидационные конторы. 25 ноября 1800 года первая такая контора была учреждена в Санкт-Петербурге, а 14 января 1801 года – в Риге и Архангельске.

Начавшаяся торговая война между Россией и Англией обострялась с каждым месяцем, причем наиболее активно вел эту войну Павел I, прекрасно справляясь с функциями главного разработчика Континентальной блокады.

19 ноября 1800 года вышло общее предписание о том, чтобы «впредь до особого повеления не впущать в Россию никаких английских товаров».

Наполеон был несказанно рад тому, что Россия прищемила хвост ненавистным британцам. Статьи французских газет (явно инспирированные самим Наполеоном) пестрят сообщениями из России и превозносят до небес добродетели русского царя. Именно тогда император Павел I и первый консул Наполеон Бонапарт заговорили о совместном выступлении против общего врага. Но рассказ о готовившемся совместном походе в Индию – это отдельная тема, к которой мы еще вернемся.

Пока же русская таможня боролась с теми, кто пытался контрабандно вывести из России товары, предназначенные британским контрагентам. 15 декабря 1800 года вышло высочайшее повеление: «Чтобы со всею строгостью наблюдаемо было, дабы никакие российские продукты не были вывозимы никаким путем и ни под каким предлогом к англичанам, и чтобы Коммерц-коллегия учинила соответствующие распоряжения».

А 18 февраля 1801 года снова было подтверждено то же распоряжение применительно к вывозу такелажной пеньки, древесины для корабельных мачт и палубного теса, смолы для пропитки швов, и прочих предметов традиционного российского экспорта. В этом распоряжении говорилось: «…чтобы со стороны Коммерц-коллегии приняты были меры, дабы пенька, от российских портов ни под каким видом и ни через какую нацию не была отпускаема и переводима в Англию, а потому и должно принять предосторожность, чтобы комиссии, даваемые от англичан по сей части купечеству и конторам других наций не имели никакого действия; российскому же купечеству объявить, что ежели таковой перевод, под каким бы то предлогом ни было, открыт будет, то все количество сего товара будет описано и конфисковано в казну без всякого им платежа».

К тому времени выяснилось, что русские материалы поставляются в Англию через Пруссию, которая, между прочим, входила в Союз, который выступал за вооруженный нейтралитет.

Последовало запрещение вывоза товаров из России в Пруссию, причем Коммерц-коллегия обязана была объявить, что запрещение это «по существующей между сими державами теснейшей связи, не на сие государство обращается, но есть общая мера, принятая правительством к пресечению вывоза товаров в Англию».

Русское правительство стало осуществлять строгий контроль за всеми кораблями, выходящими из русских портов. Еще в ноябре месяце на рижском рейде один шведский корабль, находящийся под арестом и нагруженный английскими товарами, сумел, не без содействия шведского консула, выйти в море. Англичане, как потом стало известно, прибегали к различным уловкам, чтобы обходить изданные запрещения и вывозить русские товары в Англию на нейтральных судах.

В целях пресечения подобных действий в будущем или, по крайней мере, их жесткого ограничения, Павел I издает знаменитый указ от 11 марта 1801 года (напомним, что император Павел I был убит в ночь с 11 на 12 марта в результате дворцового переворота) о том, «чтобы из российских портов и пограничных сухопутных таможен и застав никаких российских товаров выпускаемо никуда не было без особого высочайшего повеления».

К тому времени Россия уже наладила торговые отношения с Францией. В феврале 1801 года французским военным кораблям было запрещено нападать на российские корабли, о чем Коммерц-коллегия немедленно оповестила купечество, портовые и пограничные таможни и заставы. Одновременно 8 февраля 1801 году последовал новый указ Павла, который, в частности, гласил: «Вследствие мер, принятых со стороны Франции к безопасности и охранению российских кораблей, повелеваем сношения с сею державою разрешить и прежде положенные на сие запрещения отменить».

Однако пока на море господствовал британский флот, этот указ не мог существенно отразиться на увеличении торговых оборотов с Францией и другими странами.

17 (29) марта 1801 года. Район Красного Села.

Принц Евгений Вюртембергский

Эх, опять я снес рейку, под которой мне надлежало проползти… Снес ее, прошу прощения за тему, которую не пристало поднимать в приличном обществе, собственной филейной частью, высоко поднятой по направлению к небу… И самое обидное, сделал я это перед глазами фройляйн Дарьи. Когда я, красный как рак, поставил ее (рейку, а не мою заднюю часть) на место, Дарья ловко, словно ящерица, проползла под ней, прижимаясь всем телом к мерзлой земле. Ладно, она, конечно, дама, но у нее, в отличие от меня, высокая грудь. Да и, что уж греха таить, та самая часть, которая у меня сбивает рейку, у нее тоже не меньше, чем у меня, хотя и намного красивее. Ведь она носит самые настоящие брюки – представляю, что сказал бы по этому поводу любой силезец или житель Вюртемберга. Впрочем, и у русских дам штаны я видел только на фройляйн Дарье и на фройляйн Ольге, которая врач. Кстати, и женщина-врач у нас наверняка бы вызвала скандал, а в недавнем прошлом ее, скорее всего, вообще бы записали в ведьмы…

Впрочем, что там фройляйн Дарья… Под рейкой ловко проползли все до единого, даже егеря ростом раза в два поболее моего. А это, наверное, самое простое упражнение.

В самом начале занятий наши инструкторы показали нам опытный «бой». Разделившись на две команды, они неожиданно исчезли. Был человек – и вот его уже нет. Он, конечно, есть, но увидеть его невозможно – так хорошо он замаскировался. То и дело один из них внезапно появлялся и «выстреливал» одного из оппонентов – или не «выстреливал», – все заключалось в задаче, которую ему поставил командир.

Меня поражало то, как они двигались – быстро, словно тени; как они перебегали с места на место, как они «стреляли» и сразу же меняли позицию. На ходу они «перезаряжали» свои штуцеры – но тоже делали все это ловко, без суеты. Причем я обратил внимание, никто ими как будто не командовал, фельдфебель не орал истошным голосом и не грозил тростью. Они без слов понимали друг друга, лишь иногда поднимали руку и делали непонятные мне жесты.