«Кубанское казачье войско владеет, пользуется и распоряжается своим землями, лесами, водами и недрами самостоятельно и независимо».

Мне оставалось только делать отсюда прямые выводы и подвигать дело к практическому решению.

В краевой конституции осени 1917 года и в проекте конституции, предлагаемой теперь на рассмотрение рады, мы стали на путь расширительного привлечения к управлению отдельных частей населения.

Рада сказала: не войско, а Край, т. е. не одно казачье население пользуется полным правом распоряжения в Крае, а все коренное население его: казаки, горцы и коренные крестьяне.

Нужно было и из этого положения тоже делать свои выводы.

Кубанское войско шло на жертвы для общего блага, для установления правопорядка, обеспечивающего правильное политическое и экономическое развитие Края.

Я эти выводы делал.

В своем докладе раде, – в порядке общих докладов правительства ей, – я изложил[70]сущность современной обстановки земельной реформы на Кубани, причем весьма настойчиво подчеркнул, что благоприятного разрешения земельного вопроса на Кубани нужно ждать не только от ожидаемых прирезок за счет существующих в Крае частновладельческих крупных земельных площадей, казенных, войсковых, монастырских и прочих, но также и от повышения интенсификации сельского хозяйства и от обращения так называемых «неудобных» для сельского хозяйства земель в «удобные».

Сотни тысяч десятин земли были заболочены плавнями. Уже при старом войсковой правительстве были произведены изыскания для возможной их осушки. На эту категорию земель и на другие подобного положения земли я указывал как на будущий кубанский земельный резерв.

Иллюстрируя свою мысль примерами из ближайшего пережитого, когда псевдоэсеровская демагогия бросала в массу стянувшегося в Край со всех сторон населения соблазнительный призыв к уравнительности землепользования по принципу «хоть по сажени, да всем», – когда широкий отзыв на этот призыв пришлых людей нанес местному казачье-крестьянскому населению тяжелый удар, я доложил раде о важном значении так называемого «производственного интереса» краевого сельского хозяйства.

Конец войны с его продовольственными недостатками, вынужденной широкой поощрительной инициативой государственной власти к повышению производительности местных хозяйств (путем отпуска кредитов, освобождения домохозяев от мобилизации) также наглядно показывал членам рады важное государственное значение именно этого «производственного» интереса.

То разорение, которое понесло население Края в результате борьбы из-за этой земли, стоило неизмеримо больше, чем эта земля. А сколько крови было пролито… Каким тяжелым бременем должно лечь все это на сознание поколений, предки которых уклонились бы от разрешения назревшего вопроса.

Любое радикальное разрешение вопроса с выкупом или без выкупа, предлагавшееся в дореволюционное время, было бы спасительным для государства и для народа и предохранило бы от неисчислимых жертв революции.

Я заявлял, что откладывать еще на будущее время решение этого вопроса нельзя, за основу его решения следует взять общие пожелания рады 20 декабря 1917 года с теми поправками, которые уже внесены жизнью.

Рада одобрила мой доклад и поручила своей земельной комиссии рассмотреть в деталях вопрос и представить ей на утверждение «Общие положения о земельной реформе в Кубанском крае».

Число членов земельной комиссии Краевой рады, помнится, было что-то около пятидесяти. Присылали в нее фракции рады или специалистов агрономов. – поскольку они были в наличности, – или хороших опытных хозяев.

Большинство членов комиссии были все же рядовые казаки, горцы и крестьяне.

Об этом первом горниле нашей аграрной реформы можно сказать, что оно было чисто народным решением.

Но эти практики-хлеборобы Кубанского края, посланные радой в аграрную комиссию, разбирая именно практически поставленный в раде земельный вопрос, проявили большую вдумчивость и всесторонность суждений при рассмотрении этого близкого им, знакомого и на практике усвоенного вопроса. Приглашенные в комиссию мои ведомственные специалисты многому от них научились.

После ряда совместных и поучительных заседаний мы потом засели в ведомстве за работу и формулировали основные положения кубанской земельной реформы, которые вновь были предложены на рассмотрение земельной комиссии, и с малыми ее поправками наши предложения пошли в раду, а 7 декабря 1918 года были утверждены радой. Распубликованы были позже по утверждении их войсковым атаманом.

Первая статья этого закона гласила об отмене в Кубанском крае частной собственности на землю и о перенесении этого права собственности на Кубанский край как самоуправляющуюся единицу. Все земли, леса, недра, надземные богатства и воды объявлялись подлежащими отчуждению в Краевой земельный фонд (статья 5-я) и в непосредственное владение и распоряжение Краевой власти (статья 8-я). В особую категорию относились: а) городские земли (статья 4-я), б) земельные участки с высококультурными хозяйствами, имеющими общекраевое культурно-экономическое значение (статья 6-я) и в) земли бывших собственников под усадьбами, виноградниками и торгово-промышленными предприятиями (статья 7-я).

Все эти последние категории земель получали в законе особую оговорку и давалось поручение Краевому правительству и Законодательной раде выработать при детализации земельного закона особые положения и о них, дабы при новом земельном праве не было нанесено ущерба ни развитию городов, ни очагам земледельческой культуры, ни, наконец, связанной с землей промышленности.

Основной особенностью нового земельного закона было, во-первых, то, что существовавший у населения взгляд на незаконность частной собственности на землю в пределах войсковой территории находил теперь себе выражение в «Основных положениях» реформы; во-вторых, что Кубанское краевое войско в лице своих представителей, принявших в подавляющем числе участие в решении вопроса, отказалось от своих прав в пользу нового коллективного собственника земель, недр и пр. – Кубанского края с его населением.

Но отчуждение безвозмездное признавалось только в отношении тех земель, которые перешли в руки собственника тоже безвозмездными способами (высочайшее пожалование и пр.). Земли же, дошедшие до настоящих владельцев путем купли, подлежали отчуждению с возвратом собственникам из Краевой казны непокрытой доходами части цены, обозначенной в крепостном документе за вычетом залоговых обязательств (статья 9-я).

Закон признавал обязательство казны оплатить все неиспользованные коренные улучшения, произведенные бывшими собственниками на землях, отчуждаемых как безвозмездно так и возмездно.

Ясно была, следовательно, обозначена тенденция закона возвратить собственникам затраченные ими средства на приобретение и улучшение земель. В то же время земли, вымежеванные из войсковой территории, – сначала в срочное пользование, а потом в собственность офицерам, чиновникам и другим частным липам, за службу и в силу особого благоволения старой власти, – эти земли рада возвращала в Краевой фонд без всяких компенсаций для прежних владельцев. Понималось, что эти земли отработали к данному времени пенсионный срок.