У государственников есть еще один аргумент в защиту своих взглядов: государственный централизм. По их мнению, это явление делает жизнь общества легкой и приятной, или, по крайней мере, безопасной. Как они считают, все самые лучшие, взвешенные и продуманные решения принимаются в центре. И вообще образование центра составляет суть самого явления государства.

Однако, рассмотрение истории развития государств показывает, что централизм чаще всего не является неотъемлемой частью развития государства. Особенно, если под централизмом понимать сосредоточение всех функций: административных, военных, финансовых, законодательных, политических, в руках узкого круга лиц. Можно привести множество примеров тому, что государства великолепно существуют и развиваются при наличии, например, нескольких экономических центров (Германия и США, как неплохой пример этому), нескольких культурных и образовательных центров (Великобритания, Германия, к этому списку относится также и Россия, а теперь добавился и Казахстан, открывший мощный образовательный центр в г. Туркестане – Университет им. Ахмеда Ясави), политических центров (Китай), национальных автономий (Испания, Россия опять-таки). Существует большое количество стран с несколькими официальными языками и языковыми автономиями. В этом отношении особенно выделяются такие страны как Индия, Пакистан, Афганистан с их многочисленными местными языками.

Тезис о том, что централизм в выше помянутом смысле якобы является неотъемлемой частью государства, просто несостоятелен с фактической стороны. В эту категорию не попадает даже Россия. Строго говоря, где? Культурно у нас две столицы: Москва и Петербург. Образовательно, тоже две: те же Москва и Петербург, плюс рад городов с сильными научно-образовательными центрами. Экономически у нас тоже несколько столиц. С финансовой стороны – Москва, с транспортной и производственной – Петербург, со стороны нефтяного экспорта – Нижневартовск, Нефтеюганск, Сургут. Политически у нас тоже полицентричность. Во-первых, Петербург, из которого вышла нынешняя команда управленцев. Во-вторых, организации вроде «Сибирского соглашения» и «Верхней Волги» никуда не делись.

Теорию сторонников господства государства опровергает сама российская практика. Россия утратила полную унитарность своего строения довольно давно, со времен присоединения царства Польского и Финляндии. В XX веке Россия еще дальше отошла от унитарности, прожив большую часть этого века в виде федерации, причем федерации, как на уровне союзных республик, так и на уровне федеративного строения РСФСР. Теперь, «первый уровень» федеративности сменился еще более свободной организацией в виде СНГ, а «второй уровень» федеративности существует сегодня как Российская Федерация.

Де-факто, ситуация, когда Россия утратила централизм в своем развитии, установилась уже в середины 90-х годов XX века. Тут надо сказать, что это мы по привычке воспринимали Россию, как централизованное государство, но это не так. Наша страна состоит по меньшей мере из 5-6 стран, с разной историей, разным типом экономики, разным направлением развития и так далее. Образование федеральных округов, по существу, это шаг правительства к признанию этого положения. Он половинчатый, он недостаточный, но это шаг признания полицентричности России.

Для Сибири характерен совершенно нецентралистский подход. Выраженный центр – отсутствует. Роль управления распределена между несколькими центрами, которые находятся между собой в тесной связи. Это ярко проявилось, например, в городской структуре Красноярска, в котором Краевая администрация находится в одном месте, городская администрация – в другом, совершенно не тяготеющим к первому. То тут, то там разбросаны в структуре города другие важные учреждения и деловые центры. Зато выражены связи: мощные мосты через Енисей, широкие и длинные проспекты, сетчатая структура города, пронизанная в нескольких местах железными дорогами. Город построили люди, для которых наличие единого центра было совсем не очевидно и вовсе не обязательно.

Отсутствие «центрирования» представляет собой характерную черту сибирского мышления. Его основной постулат заключается в том, что в построении любых систем, не надо, не обязательно создавать единого центра, и ни один сибирский город не построен так, как построены Москва и Санкт-Петербург.

Из этого вытекают основные требования. Одним из главнейших и жизненных требований является требование экономической самостоятельности. Оно заключается в том, чтобы Сибирь, как единый регион, или совокупность регионов, обладала собственными ресурсами для развития, составляла и осуществляла свои планы экономического развития.

Для этого необходимо добиться следующего:

Во-первых, должен быть изменен порядок выплаты налогов. Каждое конкретное предприятие платит все налоги в том месте, где реально работает. Понятия федеральных и местных налогов при этом ликвидируются. Далее, федеральный центр получает из регионов ровно столько, сколько заложено расходов в госбюджете, плюс взносы в общий страховой фонд. Сумма налогов, которая вытекает из расходов бюджета, раскладывается на регионы. Все, что остается после этого, безраздельно остается в ведении региональных властей и не может быть изъято.

Во-вторых, федеральные целевые программы (на которые ныне расходуется значительная часть бюджета) должны иметь только рекомендательный и ориентировочный характер. Федеральный центр планирует то, что нужно в общегосударственных интересах, раскладывает по регионам, смотря по условиям, и выполнением занимаются региональные власти.

В-третьих, как вытекает из предыдущего, федеральные расходы должны быть сокращены только до обороны и безопасности, государственного аппарата и общероссийских учреждений. Государство в лице федерального центра должно заниматься обороной, законами, эмиссией и стандартами, и больше ничем. Все остальное делают регионы.

Собственно, это и есть основания экономической самостоятельности Сибири в рамках современного нам федеративного государства. Поскольку мы не ставим цели немедленного и обязательного выделения Сибири из состава России, то принципы экономического развития независимой Сибири мы не рассматриваем.

В рамках России идея сибирской самостоятельности обладает большим потенциалом преобразования. Для сообщества, известного под названием «Россия», – это последний шанс на выживание.

Государство Россия, а также вся государственная идеология, машина и прочие, распадутся в близком будущем. Это крайне неэффективная, крайне затратная и вызывающая повсеместное раздражение своими действиями организация. Не может страна с населением в 147 млн. человек жить, опираясь на работу только чуть менее чем 20 млн. человек, то есть 13% населения. Она неизбежно рухнет под тяжестью такого государственного бремени. В этом нет никакого сомнения. Вопрос только в том, сохранится ли сообщество, или оно быстро раздробится и будет за 2-3 поколения поглощено другими, более удачливыми народами. Здесь есть две альтернативы.

Первая состоит в том, что русский народ (или, условно, большинство) связывает свою судьбу с судьбой государства. В этом случае, при распаде государственной машины, русские лишаются малейших шансов на дальнейшее достойное существование. Власть в стране, после распада большого государства неизбежно переходит в руки более сплоченных и организованных национальных общин, которые быстро истребляют недовольных из числа большинства, и ставят его в подчиненное положение. Количество в данном случае роли не играет, поскольку результаты труда этого большинства будут уходить на развитие этих национальных общин, захвативших власть. В этих условиях большинство очень быстро сравняется с меньшинством, а потом превратится в меньшинство. Это обычная судьба имперских народов.