Чистой воды близ берега почти не было видно. Против дворца качались галеоны — крупные парусные суда, пригодные для военного и торгового дела, струги, большие и малые корабли, крохотные лодчонки, двухмачтовые долбленые лодки бусы.

Городские дома лепились от дворца до самой городской стены, невысокой и не очень толстой, над которой лишь слегка выдавались частые четырехугольные башни. В западной части города особняком стояли семь высоких и одна маленькая башни, этот городок в городе назывался Едикуль. В семибашенном замке заключались неугодные султану лица, лишь некоторым из них было суждено увидеть солнечный свет, тогда как о других просто забывали навсегда.

От моря берег постепенно возвышался и вместе с ним карабкался султанов двор, сам дворец высился на холме. Рядом с ним вздымался к небу Софийский храм, при виде которого русские одновременно перекрестились. От храма начинался длинный горный гребень, прерываемый долинами, так что образовались семь холмов. На каждом стоит высокая мечеть, украшенная драгоценным мрамором и великолепной резьбой.

— А что это за длиннее столбы рядом с церквами ихними? — спросил один из молодых стрельцов.

Адашев ответил.

— Они называются минаретами, с них к молитве призывают, а в праздники украшают множеством светильников.

— Так вот откуда их крики заунывные раздаются… — раздумчиво проговорил юноша.

Адашев усмехнулся.

— Это кому как. Нам их крики странны, им — неприятен звон колоколов. Турецкий историк Саад-ад-Дин, рассказывающий о падении Константинополя, писал, что по окончании военных действий вместо нелепого колокольного звона раздался приятный голос муэдзина, возвещающий пять раз в день время молитвы. Из церквей выбросили идолов, очистили их от запахов, которыми они были оскверняемы и устроили в них ниши, чтобы каждый знал, куда устремлять взор во время молитвы. К церквам приделали минареты, не забыв ничего, чтобы превратить их в места благочестия для мусульман.

— Что с них взять — нехристи поганые, — подвел итог стрелец и хотел отойти, но был остановлен Федором.

— Придержи свое негодование при себе. В их веру никто тебе переходить не предлагает, истинному Богу поклоняйся да молчи больше в чужой стране.

— Смотрите, красота какая! — воскликнул Спиридон, указывая на стоящий посреди площади высокий столб, пылающий алым цветом.

— Рассказывают, — сказал Федор, — что эту колонну поставил император Константин Флавиан, а под ней множество святых мощей схоронено. Там лежат двенадцать укрух Христовых, секира, которой Ной свой ковчег мастерил, а наверху ангел стоял со скипетром, которым хранил Царьград. Но за грехи рода человеческого Бог позволил прийти сюда туркам, а ангел поднялся на небо.

Как было в Кафе, навстречу посольству выслали огромную катаргу с толмачом и служилыми людьми. Русских пригласили на встречу с великим визирем Мухаммедом Соколи, от которого во многом зависела внешняя и внутренняя политика турков.

На берегу посольство ожидал толмач самого султана Ибреим-бег, пешие янычары со своими нарядно одетыми агами на конях, чауши и спаги. Их отвели на посольский двор, куда в тот же день султан прислал корм, а также ковры и суконные подстилки.

Мухаммед Соколи разговаривал в своем дворце только с Адашевым, именно ему тот рассказал, как и было велено царем, о предложениях русского государства. Визирь должен был предварительно ознакомить султана с целями посольства.

Встреча с султаном состоялась на второй день, посольским предоставили лошадей, велев спешиться близко от ворот. Пока Адашев с сопровождением проходил длинной залой, сидящие по обе стороны важные сановники поднимались при его приближении, садясь только после того, как посольство минует встречающих.

Султан расположился на рундуке, к которому вели три ступени, устеленные коврами. Сам трон покрывала тканая золотыми узорами алая материя, по бокам лежали пухлые изголовья. На Сулеймане блестела накидка из шелковой узорной ткани, красивое смуглое лицо оттенял белый тюрбан. Каждого посольского брали под руки два капычея и подводили к султанской руке.

Царскую грамоту, согласно обычаю, Адашев вручил не султану, а одному из высших сановников. Сулейман благосклонно выслушал через толмача устное послание царя Ивана Васильевича с пожеланием мира между двумя государствами. Грамота была оставлена владыке для перевода и прочтение, а посольство, сопровождаемое почетным эскортом янычар и спаг, отправилось на подворье.

После первой торжественной встречи во дворец для переговоров ездил только Адашев с толмачом и посольскими служилыми. Остальные же бродили по незнакомому городу, выполняли разные поручения. Петра и Клыкова сам Адашев нередко привлекал для обсуждения возникших вопросов, и мнения их частенько позволяли взглянуть на проблему с иной стороны, подсказывая неожиданное решение.

После очередной встречи и с утра Адашев был свободен, вместе с остальными отправился познакомиться с городом. Глаза Спиридона чуть ли не вдвое расширились, в попытке сразу все увидеть, каждым зданием полюбоваться. Петр вел себя сдержанно, словно и не было вокруг диковин чудесных, и только Аграфена смогла бы разглядеть, что на самом деле он так же восхищен и взволнован новыми впечатлениями, как и сын.

Пока ехали по улицам древнего города, Федор Адашев рассказывал о его истории. Византий был основан задолго до Рождества Христова. Владели им и персы, и греки, и римляне. Тот, кто правит здесь — контролирует Босфорский пролив, соединяющий Черное море и Мраморное, а за ним путь идет в Эгейское и Средиземное. Это дает преимущество в политике, войне и торговле, позволяет взимать пошлину с проплывающих мимо купцов.

Речь Адашева была внезапно прервана. Всадник в богатом наряде ехал им навстречу, и показалось Петру, будто есть в нем что-то знакомое. К несказанному своему удивлению, он признал в нем Хорса.

— Что же ты делаешь здесь? — удивленно воскликнул кожевник.

Воин от ответа уклонился, молвив, что рассказывать чересчур долго, да и ничего интересного здесь тоже нет. Потом добавил:

— По поручению султана Сулеймана я с самого вашего приезда с надежными людьми вас охраняю. Повелитель Истамбула желает удостовериться, что русскому посольству никто не причинит вреда. Если честно, мне самому давно хотелось поговорить с вами, рад видеть знакомые лица. Но были обстоятельства, не позволяющие сделать это раньше. Но об этом мы с тобой, Петр, поговорим чуть позже. Сейчас не время и не место.

Петра и Спиридона неожиданное появление Хорса хоть и удивило, но показалось легко объяснимым. Оба были уверены, что после поисков священной книги воин уехал из Москвы, так почему бы теперь им и не встретиться в краю далеком.

Такое мнение как нельзя больше устраивало Хорса, и он вызвался проводить Петра и его товарищей до их палат. А поскольку Адашев был занят, их давний знакомый охотно отвечал на вопросы Спиридона об Истамбуле, объясняя, какое из зданий было выстроено при римлянах, при византийцах или при турках. Особо же удивляло юношу, что виднелось вокруг много мозаики причудливой, но ни одного изображения человека или животных на глаза не попалось. Хорс объяснил, что делать подобные рисунки здесь запрещено.