Бедняге Рольфу удалось избежать руки правосудия, совершив самоубийство.

Джонни, наглый и дерзкий как всегда, решил не сдаваться.

Обрушившись на весьма недалекого да еще растерявшегося под его натиском Бисквита, Сноу принялся утверждать, что взял с собой бумаги, исключительно опасаясь предательства Маккарти. У него вызвало подозрение слишком уж явное желание Маккарти стать диверсантом, и он опасался, что его спутник на самом деле агент гестапо, подставленный немцами, чтобы захватить его во время встречи. Секретные материалы, взятые им на всякий случай, помогли бы ему доказать Риттеру свою невиновность и лояльность. Как ни странно, но МИ-5 проглотила это объяснение.

В НКВД подобные сомнения разрешились бы пулей в голову такому агенту. Но в те годы подобное решение проблемы предательства отвергалось западными секретными службами (которые, однако, ввели это в обычай в годы «холодной» войны). Сноу продолжал числиться на службе, как и прежде, за исключением кратковременного периода охлаждения для выяснения, что же на самом деле произошло.

Даже без этого недоразумения недалек был день, когда эта двойная игра должна была прийти к логическому концу, и Сноу[89]должен был растаять. Они уже собирались отказаться от его услуг, как только удастся перевербовать агента, присланного Риттером ему на замену.

На одной из предыдущих явок немец сообщил Джонни, что готовит в Бельгии одного южноафриканца, который сменит его, как только сложится угрожающая обстановка. Теперь «двойной крест» решил, что настало время вступить в игру и попытаться перехватить человека, присланного в помощь Джонни.

От его имени Риттеру был послан ряд все более тревожных радиограмм, в которых в различных вариантах повторялось сообщение от 31 мая, гласившее:

«Становится опасно. Когда приедет южноафриканец?»

Но МИ-5 была захвачена своей собственной игрой. Хотя Сноу и был временно заморожен, они продолжали добиваться организации встречи с Риттером, на сей раз в Лиссабоне. Они решили, однако, послать на встречу под видом виноторговца абсолютно надежного Бисквита, на сей раз исключительно с дезинформацией.

Профессиональный осведомитель Бисквит-Маккарти вошел в растущее стадо двойных агентов «XX» и был готов отправиться в Лиссабон, чтобы, наконец, познакомиться с Риттером. Джонни был на пороге разоблачения, но вновь оказался в упряжке летом 1940 года, когда Британия переместилась на первое место в списке стран, намеченных Гитлером к захвату.

«Вторжение» на Британские острова благополучно началось еще до того, как разразилась война. Абвер был уверен, что у него есть экспедиционный корпус для тайной войны против Англии в лице Ирландской республиканской армии. Он действовал, повергая в кровавую битву один английский город за другим.

Всего за пять дней до вторжения в Польшу Ковентри подвергся исключительно жестокому нападению. Бомба с часовым механизмом, спрятанная в багажной корзинке велосипеда, оставленного в час пик в магазине на Бродгейте, убила пятерых и ранила пятьдесят человек. Когда два боевика ИРА были приговорены за теракты к повешению, весь непостоянный ирландский мир взорвался справедливым негодованием, а ИРА ступила на тропу войны.

Поздно ночью 23 декабря боевая группа ИРА ворвалась в «Магазин-форт» – армейские склады в Финикс-парке, Дублин, разоружила охрану и ретировалась, захватив более миллиона единиц боеприпасов.

Абвер следил за развитием событий с большими надеждами.

Даже несмотря на то, что официальное сообщение об этом инциденте было опубликовано лишь пять месяцев спустя, абвер узнал обо всех подробностях налета всего через сорок восемь часов от доктора Карлхайнца Петерсена, своего корреспондента в Дублине. Петерсен сделал заключение, что нападение было совершено в связи с британской блокадой, которая перерезала маршруты поступления оружия из Соединенных Штатов. Он предположил, что Германия смогла бы оказывать серьезное влияние на ирландцев, сменив американцев в качестве поставщика вооружения.

К тому времени полковник Эрвин фон Лахузен, который, как руководитель второго отдела абвера, отвечал за саботаж и диверсии, испытал нечто, редко встречающееся в его планах, – чувство перспективы. Его прежняя эйфория в отношении ИРА улетучилась. Он больше не считал ирландцев надежным и эффективным союзником против британцев. Самые усердные усилия его «Бюро Пфальцграф», ирландской секции, руководимой майором Марведе и Куртом Халлером, в деле заключения действенного альянса с ИРА пропадали впустую из-за каких-то незначительных неувязок. Ирландцы были готовы сотрудничать, но только на своих условиях. Они охотно принимали от немцев деньги, оружие, взрывчатку, рации – особенно деньги, – столько, сколько могли. Но они давали ясно понять, что остаются хозяевами в собственном восстании и не будут ни слепо следовать командам из абвера, ни принимать их советы о том, какие операции проводить и по каким целям наносить удары[90].

Лахузен вновь обсудил ситуацию со своими помощниками и принял решение радикально изменить свою политику. Вместо того чтобы поддерживать ИРА, мало получая взамен, абвер должен сам внедриться в Ирландию, создать там собственные базы, укомплектованные своими агентами, и обеспечивать их собственными средствами и коммуникациями. И тогда они смогут в нужный момент нанести удар по Великобритании, если возможно, вместе с ИРА, предпочтительнее без нее, а если понадобится, то и против нее.

Новая эра независимости началась 28 января 1940 года весьма скромно, с засылки в Ирландию одного агента. Его миссия, однако, не была столь же скромной. Он должен был изучить обстановку на месте, поманить ненасытную ИРА перспективой существенных финансовых вливаний и организовать поездку в Германию «высокопоставленных ирландских революционеров», с которыми будут обсуждаться детали «взаимовыгодного сотрудничества».

Эту задачу поручили 61-летнему австрийцу, бывшему циркачу Эрнсту Вебер-Дролю, известному по старым афишам как «Атлас, железный гигант» или «Доктор Дроль, самый сильный человек в мире», когда его бицепсы привлекали сотни людей на цирковые представления.

Насколько был он подготовлен к своей миссии в Ирландии? Ну, он не раз выступал в мюзик-холлах Дублина, Голуэя, Лимерика и Корка, а также на сельских ярмарках как борец и гиревик. Каковы же были его личные причины принятия этого назначения? Он был на мели, но хотел вернуться в Ирландию, где у него была любовница, с которой он прижил двух сыновей. Он надеялся, что его «родные», как он их называл, вспомнят его и помогут устроиться в качестве хиропрактика или мануального терапевта.