окажутся ли предлагаемые решения действенными. Это требует усилий. Просвещенный электорат — это важнейшее общественное благо, но, как и со всеми общественными благами, у отдельного человека не хватает стимулов к тому, чтобы его обеспечивать. Большинство других общественных благ могут обеспечиваться государством, но это благо может обеспечиваться только самими людьми.

Вместо этого вакуум, образовавшийся в результате заката социал-демократии, заполнили политические движения, предлагавшие избирателю обходные пути, которые не требовали от него усилий. У прагматизма два врага: идеологии и популизм, и каждый из них ухватился за этот шанс. И левые, и правые идеологи уверяют, что можно обойтись без понимания вещей в их конкретике, без благоразумия и здравого смысла: достаточно воспользоваться неким универсальным аналитическим инструментом, выдающим истины, действующие везде и всегда. Популизм предлагает другой обходной путь: следовать за харизматическими лидерами, предлагающими меры, суть которых можно постичь сразу и без каких-либо усилий. Часто две эти идеологии объединялись, порождая еще более ядовитую комбинацию: идеологии, уже некогда потерпевшие крах, но с новыми вождями-пассионариями, пытающимися сбыть публике соблазнительные новые снадобья. Вот он, весь этот сонм ангелов: левые радикалы Берни Сандерс, Джереми Корбин и Жан-Люк Меланшон, националисты Марин Ле Пен и Норберт Хофер, сепаратисты Найджел Фарадж, Алекс Салмонд и Карлес Пучдемон, блестящие шоумены Беппе Грилло и Дональд Трамп.

Сегодня на поле политической борьбы мы чаще всего видим ряды встревоженных и возмущенных утилитаристов и ролзианцев, теснимых идеологами-популистами. Когда-то такой политический расклад мог присниться нам лишь в кошмарном сне. Фундаментальный поворот, который позволит нам выйти из этого тупика, требует совершенно иного этического дискурса в политике. Но, как мы увидим в этой главе, к нынешней поляризации привели также некоторые изменения в «механике» наших политических систем.

Поляризация политики: как это случилось?

Наши политические системы основаны на принципах демократии, но некоторые черты их архитектуры содержали в себе предпосылки к их растущей поляризации. Большинство наших избирательных систем отдают первенство двум ведущим партиям, и, соответственно, предлагаемый избирателям спектр возможностей определяется тем, что предлагают эти две партии. Самый опасный шаг был сделан тогда, когда во имя дальнейшей демократизации ведущие политические партии многих стран позволили своим членам избирать лидеров партий. При прежней системе лидер партии выдвигался из числа ее самых опытных руководителей и часто избирался избранными представителями рядовых членов.

В политические партии чаще всего вступают люди, ставшие приверженцами той или иной политической идеологии. И это новшество изменило баланс при выборе лидеров в пользу идеологов. По причинам, которые я изложил в главе 1, социал-демократия оказалась в этой ситуации самой уязвимой из трех основных идеологий. Сочетание утилитарной и ролзианской философии, на котором основаны ее идеи, не находит у нас глубинного эмоционального отклика. В результате господствующие позиции на политическом поле смогли завоевать идеологии, поляризирующие людей: марксизм и национализм. Марксизм был, казалось бы, уже безнадежно дискредитирован распадом Советского Союза и переходом Китая на капиталистический путь, но прошло время и выросло новое поколение, для которого все это — лишь исторические факты, с которыми оно в лучшем случае бегло знакомится на школьных уроках истории. Национализм между тем был непоправимо дискредитирован холокостом, и люди хранили память о нем. Там, где правоцентристские партии мейнстрима опирались в своей иммиграционной политике на гибрид утилитарной и ролзианской этики, националистические партии увидели свой шанс для контратаки[190].

Возвышение идеологов вынуждало многих избирателей, склонных к прагматизму, делать выбор между двумя крайностями. Кроме того, поскольку многие люди просто отворачивались от политики, не находя в таком выборе особого смысла, лидеры партий увидели новую стратегию, которая могла принести им успех: если раньше их политика была ориентирована на привлечение колеблющихся избирателей, тяготеющих к центру политического спектра, то теперь они стремились привести на выборы всех идеологически мотивированных избирателей. Для подобного расширения охвата избирателей могут применяться такие меры, как снижение минимального возраста для участия в голосовании и вступления в партии. Подростки, еще не имеющие семейных обязанностей и жизненного опыта, легче всего становятся жертвами идеологического экстремизма. Избиратели же, которые сторонятся идеологий и чувствуют, что у них украли реальный выбор, становятся жертвами популистов.

Осуществление этого процесса на практике продемонстрировали некоторые этапные выборы, прошедшие недавно в ряде стран. На американских выборах 2016 года упрощенческие проекты исправления отрицательных сторон капитализма позволили левым и правым идеологам популистского толка задать тон в предвыборной гонке. На левом фланге едва удалось остановить Берни Сандерса, и в ходе этой борьбы он серьезно ослабил позиции Хиллари Клинтон, систематически охотившейся, как любой типичный юрист-ролзианец, за голосами различных групп «жертв», среди базового электората Демократической партии[191]. На правом фланге Дональд Трамп, благодаря своим более ярким талантам профессионального шоумена, оттеснил всех более умеренных кандидатов. В ходе самих выборов Трамп постоянно пользовался своими приемами упрощенческой критики, и Клинтон не смогла противопоставить ей никакой более глубокой аргументации и выглядела в результате чуть ли не защитницей существующей системы.

В ходе выборов 2017 года во Франции ни один из потенциальных лидеров двух главных партий не сумел предложить никакой убедительной программы. На левом фланге действующий президент Олланд, этот классический социал-демократ, понял, что ему не хватит поддержки даже для того, чтобы просто выступить одним из кандидатов, а его премьер-министр Мануэль Вальс, тоже социал-демократ, был разгромлен в ходе предварительных выборов Бенуа Амоном, идеологом левого крыла его партии. На правом фланге идеолог правого крыла Республиканской партии Франcуа Фийон (в дальнейшем вышедший из гонки по личным причинам) нанес поражение бывшему президенту Николя Саркози и центристу Алену Жюппе. В результате всего этого первый тур французских выборов, который должен был сократить число участников гонки до двух, превратился в напряженную схватку пяти «белых ворон»: четырех идеологов и одного прагматика. Ни один из кандидатов от двух партий «мейнстрима» не прошел во второй тур, и в финал вышли прагматик Эмманюэль Макрон и правый националист-популист Марин Ле Пен. Но если бы только 3% французских избирателей проголосовали иначе, соперничество развернулось бы между двумя популистскими идеологами, Ле Пен справа и Жан-Люком Меланшоном слева. Избирательная система Франции подвела страну к самому краю опасного обрыва. В отличие от Хиллари Клинтон, Эмманюэль Макрон смог предложить ясную, не идеологическую, но глубокую критику существующей системы, обращаясь не к тем группам населения, которые считаются ее «жертвами», а к рядовым французам и разоблачая при этом всю несостоятельность популистских рецептов. Его программа была превосходным примером прагматизма, а благодаря его умению доносить мысль до аудитории его более глубокие аргументы одержали верх над шарлатанскими снадобьями популистов.

Лейбористская партия Великобритании изменила в период между выборами 2010 и