— Саммаэль что-то утаивает от нас, — сказал Гамалиэль.

Орев Зарак уставился на него глазами Эшвина и молча слушал, пока Гамалиэль рассказывал о подслушанном.

Вот и совсем стемнело. В небе не было звезд, по которым он мог бы ориентироваться, а луна если и была, то ее скрывали облака. Эшвин все тащился вперед, боль ослепляла его сплошной пеленой, конечности онемели от холода, легкие и ноги жгло будто огнем. Пот и дождь пропитали одежду, а плечо ныло под весом Поррика, который лежал как колода.

Все, что он мог, — продолжать идти вниз. Рано или поздно он придет в долину и там позовет на помощь. Он мог дойти и до Кинлох-Раннох, если бы бросил Поррика, но кто мог гарантировать, что потом он сможет его найти.

Эшвин продолжал идти, его вели только упрямство и целеустремленность. Он продвигался сквозь леденящую тьму и потоки ледяного дождя, пока что-то не ударило его по лицу. Удар был несильным, но от неожиданности Эшвин отпрянул. Он пошатнулся, пытаясь устоять, но вес Поррика утянул его вниз, и они кучей свалились на землю.

На него навалилась усталость. Он так и лежал, с хрипом вдыхая холодный воздух, чувствуя, как боль в ногах утихает. Слава богу, земля была не слишком твердой. Даже, наоборот, довольно мягкой. Крепкий аромат сосновой хвои ударил ему в нос. Удивленный, Эшвин поднял голову — и увидел темные ветви сосны прямо над собой. Он врезался прямо в дерево, даже не заметив его.

Они могут найти здесь какое-никакое прибежище. Надежда придала ему сил. Он заставил свое усталое тело двигаться, взял Поррика под мышки и подтащил к стволу дерева. Теперь они оба были под защитой, нужно было только согреться.

Земля углублялась, образовывая впадину в несколько метров в диаметре. Высокие сосны окружали углубление кольцом, защищая его от ветра и дождя. Эшвин заполз в ямку и с радостью обнаружил сухой настил из иголок. Собравшись с силами, он перебрался через край ямы и потащил Поррика к найденному убежищу.

— Смотри не помри мне тут, Поррик Макговерн. Я вытащу нас отсюда, и потом ты сможешь все мне рассказать, ты, паршивец. Только будь со мной.

Эшвин не знал, слышит ли его ирландец, но пока он говорил, ему казалось, что он не один.

— Нам бы огонь развести. У тебя спичек не найдется? Поррик лежал неподвижно, как труп.

— Я и не надеялся. Курение — это яд. Кстати, я бы сейчас согласился получить огонь вместе с перспективой больных легких. — Он нес чушь, но ему было все равно.

Эшвин заполз в яму поглубже. Слой сухих иголок тянулся до края ямы. Мокрая земля образовывала границу, которую ему не хотелось пересекать. Он расчистил пятачок в центре ямы, горстями сгребая иглы и веточки в подобие маленького вигвама.

Эшвин размышлял над кучкой иголок. Должен же был быть хоть какой-то способ разжечь эту фиговину. И тут пришло вдохновение.

Он прополз к краю их убежища, где земля была мягкой и влажной. Земля легко поддавалась, когда он стал разрывать ее руками.

— Мне нужно что-то, в чем удержится вода.

Поиск в карманах принес ему фольгу от шоколадки. Он разорвал ее по шву и расправил по краям вырытой ямки серебристой стороной вверх. Вода сразу стала наполнять ее.

Эшвин нетерпеливо смотрел, как его самопальное зеркало наполняется дождевой водой. По его телу пополз холод. Теперь, когда он не двигается, замерзнуть ничего не стоит. Лучше бы его план сработал.

Чаша наполнилась наполовину, когда он склонился над ней, чтобы защитить от ливня. Было слишком темно, чтобы как следует разглядеть свое отражение, поэтому он ждал вспышки молнии.

Поррик однажды предостерегал его от слишком пристального всматривания в свое отражение. После того, что случилось у колодца, теперь он понимал почему. Но наверняка его дар можно обернуть им на пользу, особенно когда на кону жизнь.

Эшвин представил себе ярко горящий огонь — огонь свечи. Он вытеснил из воображения холод, боль во всех мышцах и хлещущий дождь. Вместо этого он сосредоточился на внутренней точке, прямо под пупком, как его учила Марджи в фермерском доме.

Молния осветила небо, и вода стала недвижной, как черное зеркало. Крошечное пламя мелькнуло в его глубине. Эшвин потянулся к нему и тут же отдернул руку с обожженными большим и указательным пальцами.

Да, это было чертовски глупо.

Как только он перестал сосредоточиваться, пламя исчезло. Он закрыл глаза — и на этот раз представил себе свечу целиком, горящую с одного конца. От жара огня плавился и капал воск, и дым наполнил его ноздри. Все это предстало до мельчайших деталей перед его мысленным взором.

Снова сверкнула молния, и он открыл глаза, оправляя видение в воду. Поверхность выровнялась, и свеча соткалась в глубине воды. Он прикоснулся к поверхности зеркала, и основание свечи поднялось к его руке. На ощупь оно было твердым, и Эшвин наудачу потянул его из воды. Стеклянный блеск исчез, когда свеча проходила сквозь поверхность, после чего вода вернулась в нормальное состояние.

Инстинкт выживания управлял им теперь, так что ему некогда было упиваться сотворенным чудом. Отползая назад в яму, он заслонял драгоценный огонь своим телом. Пламя лизнуло маленькую горку веток, и они занялись. Огонь быстро распространялся, поглощая свою скудную пищу.

Эшвин понял: понадобится что-то посущественнее, чтобы поддерживать пламя. Ему удалось найти несколько сухих сосновых шишек и упавших веток, разбросанных по земле. Он скормил их разгорающемуся огню, радостно ухмыляясь их потрескиванию и постреливанию. Эшвин потирал руки над костром. Руки болели, что он счел за добрый знак. Он подтащил Поррика поближе, развернув его лицом к огню. Кожа ирландца была как лед, и он стал растирать ее, чтобы кровь добежала быстрее. Наверное, они были слишком близко к огню, но ему было все равно. Тепло было благословением.

— Мы справимся, Поррик. Если я смогу поддерживать огонь, мы прорвемся. — Эшвин оставил его лежать там и пошел искать хворост.

Почти нормальный цвет лица вернулся к Поррику к тому времени, как Эшвин пришел обратно. Может, костер смягчил черты его лица, но теперь он выглядел скорее спящим, чем полумертвым.

— Знаешь, Поррик, — сказал Эшвин мягко, — я был очень несправедлив. Ты меня выручил тогда у пруда Холлоу, а я вместо благодарности только оскорблял тебя. То, что ты не сказал мне правды, уже было отвратительным, но то, что ты посмел помочь мне, было и вовсе непереносимо. Прости меня за то, что я винил тебя за помощь. Надеюсь, ты простишь меня.

Какое-то время Эшвин следил за костром, сонливость и танцующие огоньки повергали его в задумчивость. Сон был врагом, его следовало опасаться.

— Если тебе от этого полегчает, то ты не единственный, с кем я так поступал. Сказать по правде, я никогда не выносил Эрика. Я не мог вынести того, что у него всегда на все есть ответ. Я-то постоянно боролся со своими призраками, а этот уверенный во всем ублюдок ничего не упускал. Вот поэтому, наверное, я всегда мог поладить с Джеймсом. У него тоже все наперекосяк, как и у меня, только еще более очевидно. Мне за его спиной легче прятаться, выходит.