— Здорово, что ты вернулся, — сказала она.

Ариес

Она подождала, пока все заснули, нацарапала короткую записку и бесшумно вышла на улицу. До рассвета оставалось еще несколько часов, и Ариес хотела успеть на пляж, пока не поздно.

Это была дурацкая идея, и Ариес отдавала себе в этом отчет. Но ей надо было во всем убедиться.

Ей удалось разыскать новую одежду. Ничего нарядного — всего лишь пара мужских спортивных штанов и огромная толстовка, зато в этом было тепло. Обнаруженные ботинки оказались велики на несколько размеров, и Ариес напихала в них салфеток. Было не время крутить носом. В конце концов, набрать одежды она всегда успеет — вокруг было полно магазинов.

Ариес погладила стеклянный пузырек с песком, который лежал у нее в кармане. Это успокаивало ее, слегка унимало ее тревогу.

На пляже Китсилано было тихо. Даже волны почти не шумели. Ариес прошла мимо кучи мусора, пнула пустую банку из-под спрайта и направилась прямо к скамейке.

Ей нужно было знать.

Впереди стоял человек. Ариес осторожно подошла к нему, сжимая в руке бейсбольную биту. Приблизившись, она узнала знакомую спину и вся напряглась. Он не обернулся, даже когда она остановилась в нескольких метрах от него.

— Кто ты?

— Даниэль, — сказал человек. Волны тихо плескались о берег. Где-то вдалеке раздался крик чайки.

— Что все это значит? — спросила Ариес.

Даниэль медленно развернулся. Ариес подняла биту, готовая к худшему, но он посмотрел на нее ясными карими глазами.

— Как ты мог так со мной поступить? — Ариес почувствовала, что к глазам подступают слезы, и яростно заморгала. Нет, он не заставит ее плакать.

— Хочешь, чтобы я все объяснил? Тебе станет от этого легче?

— Нет, но для начала сделай хотя бы это.

Даниэль кивком предложил ей сесть.

— Не бойся, я не кусаюсь. Я нормальный — до поры до времени.

В его глазах было столько тоски и боли, что Ариес поверила ему. Она осторожно присела на край скамейки.

Даниэль молчал, и его молчание было невыносимо тягостным. Наконец с ее губ сорвалось одно-единственное слово:

— Почему?

— Ты знала, что в лагере меня пытали? — спросил Даниэль. — Они пытают и Мейсона. Может быть, в этот самый момент.

— Зачем?

— Из Мейсона они хотят выбить информацию. А что до меня — их бесит, что я стараюсь держаться от них подальше. Мне довольно долго удавалось их избегать. Меня наказали за плохое поведение.

— Ты предал нас.

— Нет. Это был не я. Это был тот монстр, что сидит у меня внутри. — В его голосе проскользнула злость, и Ариес вздрогнула, покрепче сжав оружие.

— Объясни, — сказала она. — Расскажи мне все.

— Это началось прямо перед землетрясениями, — сказал Даниэль. — У меня были помутнения рассудка. Провалы в памяти. Часто, очнувшись, я обнаруживал себя в крайне неприятных обстоятельствах. Я понимал, что со мной происходит нечто ужасное. Я до полусмерти избил одного парня в школе. Проснулся в парке, перепачканный в крови. Я понятия не имел, что со мной. Все было как в тумане. Ты можешь себе такое представить?

Ариес промолчала.

— После землетрясений все начало проясняться. Разрозненные события стали складываться в единую мозаику. Ко мне пришли загонщики и хотели, чтобы я к ним присоединился, но я убежал. Я не понимал, почему они не пытались меня убить. Но к тому времени я уже по уши в этом завяз.

Даниэль помолчал и продолжил:

— Через какое-то время я начал вспоминать. В голове мелькали картинки из прошлого. Я делал ужасные вещи. Я убивал людей и не мог остановиться. Часть меня и не хотела останавливаться. Как будто какой-то первобытный инстинкт завладел моим сознанием, а я был этому только рад. И голоса, голоса — они постоянно шептались у меня в голове. Убеждали, что я этого хочу. Что мне нужно именно это. Они внедрились глубоко мне в мозг, и все перемешалось. Я перестал отличать черное от белого.

— Они все такие? — спросила Ариес. Она снова вспомнила загонщицу в доме Грэхема, которая плакала и что-то бормотала. — Загонщики. Все они иногда… снова становятся людьми?

Даниэль покачал головой:

— Я не знаю. Большинство зашли уже слишком далеко. У них нет совести — по крайней мере, я не замечал. Кажется, я единственный, кто застрял на полпути. Но если тебе от этого легче, знай: ты мне помогаешь. Не даешь окончательно сойти с ума.

— Я?

— Да, — подтвердил Даниэль. — Рядом с тобой я чувствую себя чище. Могу дольше оставаться человеком. Думаю, именно поэтому загонщики так тобой интересуются. Вернее, нами. — Даниэль протянул руку и слегка коснулся ее плеча. — В тебе есть что-то особенное. Но будь осторожна. Ты у них на примете, и они сделают все, чтобы тебя остановить. Леон не просто упустил тебя — ты выставила его идиотом. Он тебе этого не простит. Остерегайся его.

— Значит, надо понять, как все это остановить, — сказала Ариес. — Ты можешь нам помочь. Расскажи мне еще что-нибудь о загонщиках. Что сводит их с ума?

— Что-то очень большое. — Его голос дрогнул. — Что-то злобное. Помнишь, что я тебе когда-то говорил? О сбрендившей матери-природе? Здесь что-то похожее. Оно было здесь с начала времен. У него нет имени — оно появилось раньше, чем были выдуманы первые слова. От него нельзя избавиться — это все равно что попытаться уничтожить Землю.

— Но зачем оно пытается нас убить?

— Возможно, оно уже не в первый раз пробует уничтожить человечество. В прошлом были цивилизации, которые сами себя разрушили. Полистай учебники истории — там об этом написано черным по белому. Столетиями оно дремлет, а потом пробуждается. Видит, как люди обращаются со своей планетой, и приходит в ярость. — Даниэль посмотрел себе на руки. — Оно проникает людям в голову и заставляет нас нападать друг на друга. Это оно устроило землетрясения и оставило нам точные инструкции, как восстановить мир. На этот раз оно хочет все исправить.

— Исправить? Оно же попросту всех убило.

— В этом все и дело. Чем меньше людей, тем меньше ущерба они причиняют миру. Возможно, удастся взять рождаемость под контроль и предотвратить перенаселение. Оно хочет, чтобы мир вернулся в состояние равновесия. Чтобы никто не загрязнял атмосферу. Чтобы животные не вымирали. Конечно, воплощение этого плана в жизнь проходит не слишком гладко. Убить почти всех людей, а выживших обратить в рабство — не лучший способ начинать с чистого листа.

— Но кто дал ему право это делать? — возмущенно спросила Ариес. — Кто сказал, что оно может решать, кому жить, а кому умереть?

— Не знаю, — сказал Даниэль. — Я просто доношу до тебя его план, и даже я не знаю всех его деталей. Мне известно лишь то, что нашептывают мне голоса. И когда я превращаюсь в загонщика, все это кажется мне разумным и справедливым.