Поймав мой взгляд, Лукреция встала.

— Бедняжке вырвали язык и поставили клеймо неповиновения. Ей навсегда запрещено колдовать.

Волшебница наклонилась к своей сумке и вытащила оттуда горсточку зачарунек.

— Возьми.

Повариха подставила ладонь, а когда заколдованные булавки и заколки оказались у неё в руке, прижала к груди и часто-часто закивала. Вторую руку сложила в знак небесной пары, на Земле бы это означало перекрестить свою благодетельницу.

— Если быя не пошла с вами, та же участь ждала бы и меня, — тихо произнесла Лукреция, она опустилась на скамью и опустила лицо в ладони упёртых локтями в столешницу рук. — Можно мне вина покрепче? — прошептала она с тяжёлым вздохом.

— Чего стоишь? — взмахнула ладонью Тереза, — потом полюбуешься на блестячки. Неси на стол. Гости жрать хотят.

Немая несколько раз быстро кивнула и быстро бросилась к боковой двери, где была кладовка. Оттуда она вынесла корзину с вязанкой копчёных колбасок, большой головой сыра, стеклянными бутылками и овощами. Такой ужин в Средние века на столе среднего класса действительно был праздничным.

Нож замелькал в руках поварихи, нарезая продукты. Вскоре большая чаша посередине наполнилась едой, к этому времени хлеб в тарелках с бульоном у всех уже намок и можно приступать к трапезе. Но мои спутницы не спешили. Мы в первый раз в приличном месте и более-менее приличном обществе, нужно соблюсти приличия.

Все дружно поглядели на хозяйку стола, и та встала.

— Да не оскудеет земля, дающая хлеб. Да не оскудеет небо, дающее воду. Да не отвернётся от нас Небесная Пара, дающая жизнь. Да яси всё, — произнесла она короткую молитву, сложив правую ладонь в знак верховных божеств местного пантеона. Теперь можно есть.

Молчавший в углу менестрель снова начал натренькивать незатейливую мелодию. Я приступил к трапезе, едва сдерживаясь, чтоб не начать торопиться, а вот мои спутницы налегали на ужин так, что за ушами трещало, особенно старалась Урсула. В эту здоровячку вообще всё уходило как в бездонную бочку.

Единственная заминка возникла, когда повариха начала разливать вино. Стоило желтоватой струйке с яблочным ароматом наполнить кружку Катарины, как Лукреция быстро подхватила её и пододвину к себе.

— Ей — воды, иначе действительно можно бояться, — быстро пояснила волшебница, стукнув между собой кружки. — А это сама выпью.

— Во! — крякнула потянувшаяся напротив неё мечница. — Ещё полгодика и тётя Урсула сделает из госпожи волшебницы настоящую подорожную девку.

Я усмехнулся. На земле подорожная девка — это шлюха. Здесь же выражение «подорожная девка» было полным аналогом фразы «солдата удачи», но или «солдатки удачи». Хотя некоторые так и разбойниц звали, но разница зачастую действительно не очень велика.

— Полгода?! — возмутилась Лукреция. — Я с ума сойду за полгода с вами.

— Молока! — поглядев сперва на украденную из-под носа кружку со спиртным, а потом на повариху, произнесла Катарина. Немая быстро убежала в чулан и вернулась с большим кувшином, из которого пахло парным коровьим молоком. У меня от запаха ком к горлу подошёл. Кто не знает, парное пахнет очень специфично. Особенно если его доят вручную, а не механизированно. Но у местных просто феноменальная усвояемость молочных продуктов, что связано с гендерным перекосом. Женщины на заработках, мужчинки поят детей коровьим или козьим, а кто не мог пить, давно умер. Естественный отбор в действии.

— Таурисса, — тихо произнесла Катарина и приложилась к краю кувшина. Из уголков рта по подбородку побежали белые капли, капая в распахнутый вырез поддоспешника и падая на грудь, чтоб вот-вот убежать под камизу. Это лишь с натяжкой можно назвать эротикой, и ведь стирать придётся. Я без всякой задней мысли достал из сумки запасное белое полотенце и сунул ей в вырез на манер салфетки. Храмовница закашлялась и начала булькать в кувшин, при этом покраснев, как помидор. Она так и застыла с сосудом в руках, часто моргая. А у меня возникло ощущение, что я что-то не так сделал. Обвинений не последовало, но сидящие за столом женщины давили улыбки.

Система молчала.

— Больше так не делай, — выдавила из себя Катарина несколько минут спустя, а затем поглядела на шерифыню. — Прошу простить. С позволения хозяйки я в комнату.

— Прямо по лестнице, — махнула рукой Тереза, и все проводили взглядом храмовницу, поднявшую с пола сумку и направившуюся по узкой деревянной лестнице наверх. Я поднял лицо, слушая, как по доскам потолка глухим эхом отдались шаги наёмницы. А ведь до этого никто не ходил там, иначе бы услышал. Небось несезон, и постояльцев нет.

— Прошу прощения за чуждость этим местам. Не соблаговолите ли дать пояснение, какое оскорбление нанесено девушке?

Тереза прикрывала ладонью.

— Ай, юн спадин, не белолицкайся, — ответила Урсула с усмешкой. — Эта… молоко на грудь — жертва Златорогой, чтоб сиськи выросли, а ты вытер.

Я скривился. Получается то же самое, что выкинуть у земной девушки огурцы, которые она на маску для лица приготовила. Буду знать. Но настроение, поднятое благополучным спасением, немного подпортилось. Стоило мне встать, чтоб откланяться, как дверь в таверну открылась, и в неё заглянула одна из стражниц.

— Тереза, забыла добычу закинуть. Пару тесаков взяли. Остальное здесь.

— В угол кинь, сейчас скажу что куда.

Я повернулся к лестнице, и в это же время меня окликнула Урсула.

— Юн спадин, гляди! Вот эта штука тебе впору будет.

Повернувшись, увидел, как наёмница крутит в руках нечто среднее между японской нагинатой и копьём. На древке длиною с лыжную палку сидел наконечник в форме однолезвенного прямого меча размером почти пятьдесят сантиметров. Такой штукой можно колоть защищённого стёганкой или лёгкой кольчугой противника. А можно и рубить, как алебардой. Хотя латный или бригантный доспех вряд ли возьмёт. Не знаю, как этот чудесный инструмент для ковыряния человечины называть, ибо в Средние века стандартов и гостов не было, делали как душе угодно, а уж потом обзывали нежными именами. Например, булава монгерштер — утренняя звезда. А это больше походило на одноклинковую европейскую глефу или древнерусскую совню, чем на японщину — там клинок более изогнут, совсем как у катаны. А ещё у этой глефы верхняя треть древка обита тонким железом. Но принцип тот же — ковырялка на древке.

Урсула кинула вещь мне. Пришлось поймать, а потом покутить. Не знаю, что там с правильными терминами о балансе и эргономике, но простенька вещь довольно уверенно легла в руки.

— Мужчина с оружием? — усмехнулась Тереза. — Не порезал бы нежные пальчики.

— Да ты что?! — ту упёрла рук в боки Урсула. — Щас покажу. Юн спадин, защищайся.

— Бездна, — буркнул я на местном, а потом отдал приказ системе на юстировку.

Мечница схватила свой двуручник и принялась неспешно тыкать в меня.