Я представила королевскую роскошь, королевские почести, пусть даже идущие от очередного доверчивого старого сморчка и жалобно шмыгнула носом, оглядывая свой магазин ковров на выхлоп. «А дело, судя по похолоданию, к зиме идет! Не знаю, как мы тут перезимуем!» – заметила Интуиция. «Погоди, драконы еще в стаи не собираются!» – усмехнулась я, глядя на печать и вспоминая, что покинуть Кронваэль не смогу при всем желании. Да и не хочется… Я мысленно подарила нежный поцелуй щеке со шрамом, получив в ответ такой же поцелуй, от которого вдруг стало так тепло, как от норковой шубы и всех королевских почестей вместе взятых.

Я хотела сжечь письмо, но этот ажурный почерк, эта великолепная бумага вызывали у меня ассоциации с роскошной открыткой, которые я никогда не выбрасывала. Если открытка не подписана, а просто вложена в подарок, – это красноречивый признак того, что тебя поздравляет исключительно типография. Я без зазрения совести равнодушно переадресовывала «типографские» поздравления следующим именинникам, понимая, что ничто так не портит настроение, как бесконечная череда родственных и дружеских дней рождений в разгар личного экономического кризиса. А вот открытки, где помимо стандартного набора «поздравляю-желаю» и «ты-мечты», написано что-то хорошее лично от автора, всегда храню, как память. Самое обидное, что чем старше я становлюсь, тем меньше таких замечательных, теплых и адресных открыток.

Я бережно свернула письмо и отнесла его наверх, заодно пересчитывая свой «кредит», который был просто жизненно мне необходим в связи с последним скачком цен.

Нынешние цены в Кронваэле можно с уверенностью назвать «драконовскими», ведь за удовольствие сгрызть краюху хлеба при свечке нужно заплатить десять дев, за приличную яичницу с кусочком мяса – двадцать дев, а скромный суповой набор заставил бы потребительский кошелек полинять минимум на тридцать дев. В итоге приличная потребительская корзина уже измерялась драконами. Кстати, не мешало бы пополнить запасы провианта!

Слоняясь по рынку, я с удивлением обнаружила, что почти в каждой точке у меня есть персональная скидка! «Нет! Сюда даже не смотрите! Я тут приберег для особого покупателя отличную шейку! Свежая, парная! Прямо, как к королевскому столу! Сейчас я вам отрежу! – суетился мясник, отрезая лучший кусок мяса, когда я протягивала ему деньги. – Скажите, когда снизят налоги? Ой, это вы мне слишком много даете! С вас двадцать дев!» Я недоверчиво смотрела на кости с легким мясным налетом, продающиеся по тридцать дев за кучку. «Скажите, Импэра, когда закончится война? У меня просто сын на границе! Недавно весточку прислал!» – грязные руки торговки, выбирали для меня самую лучшую картошку. Помимо десяти штук, которые я просила, протянув деньги, мне положили пятнадцать.

– …пусть дом вчера дотла сгорел, один ребенок уцелел! Кхе… Кхе… Спаслась девчурка только… Кхе… Кхе… чудом! Кхеу! – сипел Буревестник. Конец я не расслышала, потому, что его задавил приступ кашля.

Стоило мне прикрыть дверь, ставя полную потребительскую корзину на стол, как в нее постучали клюкой.

– Имп… Кхе… ра! – просипел голос Буревестника. – Открой!

Он сидел в моем кресле, выставив вперед забинтованные портянками ноги, пока его лохматый и потрепанный плащ, похожий на крылья старой птицы, подметал ковер.

– Мой прапрадед Горевестник, кричал на этой площади еще во времена драконов! Он сорвал голос в тот день, когда… Кхе! Кхе! – сипел гость. – Мой прадед Лиховестник кричал еще при первом государе, мой дед… Кхе!.. Лихослов, орал на этом самом постаменте, пережив сразу троих королей. Он сорвал голос в тот день, когда умер отец покойного короля! Мой отец Страхолюд сорвал голос в день смерти третьей королевы! Как он кричал! Ты бы… Кхе… слышала! Я сменил отца в день свадьбы покойного короля Йокарна и его четвертой жены… Кхе… Сколько лет уже кричу, никогда мой голос меня не подводил! Помню, как кричал так, что люди уши закрывали: «Не успела утихнуть боль, опять женился наш король! Желаем долгих лет правления и королю и королеве!»

Я смотрела на Буревестника, вспоминая профессиональную болезнь всех учителей – ларингит. Не помню, чтобы ларингит был окончательным приговором, поэтому внимательно слушала историю сиплого оратора, вспоминая, чем лечила подобную напасть в последний раз.

– И теперь я хочу спросить, Импэра… Неужели проклятие предков перешло ко мне? Неужели я полностью потеряю голос? – прокашлялся в кулак Буревестник, глядя на мое.

– А что сына нет? – поинтересовалась я, представляя орущую династию. – Пусть подменит на время! А тебе пока кричать нельзя. Полощи горло отваром из дубовой коры и ромашки, а на ночь пей теплое молоко с медом! И постарайся какое-то время не разговаривать!

– Сын у меня немой растет… – сипло заметил Буревестник, снова пытаясь прокашляться.

«Отец не тот, кто сделал ребенка, а тот, кто сделал для ребенка все!» – вздохнула Интуиция, задумчиво глядя на гостя.

– Говорить не может, да и не слышит ничего… – вздохнул отец. – И кричать потише не могу! Никто ж не услышит!

Я посмотрела на рупор общественности, а потом свернула бумагу «рупором» и произнесла слово ему прямо на ухо: «Услышит!» Получилось куда громче, чем обычно. Буревестник заинтересовался, пока я на бумаге рисовала ему макет рупора с ручкой.

– Если есть знакомый жестянщик или кузнец, то пусть сделает тебе такую штуку! Знаешь, как тебя слышно будет? Даже на другом конце Кронваэля! Кривой с какой-то там площади охрипнет тебе перекрикивать! – воодушевилась я, вспоминая, какую услугу буквально вчера оказал мне этот крикун. – Ты сможешь кричать до старости!

Буревестник прямо внимательно смотрел на мои рисунки.

– Но это еще не все! – усмехнулась я, вспоминая виселицу, а точнее, ее подмостки. – Смотри сюда! У меня для тебя есть замечательная идея! Виселица всегда привлекает внимание! И если ты будешь каждое утро прислонять к ней вот такие доски с надписями и рисунками, за деньги, разумеется, то знаешь, сколько людей их прочитают? А те, кто читать не умеет, пусть картинки смотрят! Думаю, что разберутся! И если вот так вот по периметру прислонять, то и твоему парнишке занятие найдется, и тебе кричать меньше придется!

Как вредные старушенции борются с детской песочницей под окнами, потому что «спать мешают»; как интеллектуально-подкованные «яжематери» сражаются за нравственное воспитание отпрысков, требуя убрать подальше от детской площадки баннер со словом «Лизинг»; как инициативная группа безынициативных товарищей во главе с очень деятельным предводителем в период осенне-весеннего обострения пишет петиции по поводу нового фильма «еще не смотрел, но уже осуждаю», требуя запретить прокат и казнить режиссера, так и я буду сражаться за вид из окна! И пусть только попробуют что-то сказать!

Ближе к вечеру я услышала достаточно громкий голос, иногда перебиваемый кашлем. На своем постаменте возвышался Буревестник с рупором в руках, а рядом с ним сидел паренек с молотком. Я даже вышла из дома, чтобы увидеть реализацию своей бизнес идеи. К виселице были прислонены сбитые доски, на одной красовался рисунок в виде хлеба и стрелки. На другой был нарисован гвоздь и написано «2 девы на угле». Бедолаги, которые нашли свою смерть в петле, уже мало интересовали народ.