Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Конечно, мы понимаем, – сказал Петтерсон. – В любом случае мы, похоже, не продвинулись ни на шаг в нашем расследовании. Картины по-прежнему черт знает где…
– Именно… их местонахождение неизвестно, и еще многое может случиться, – констатировал Стрембек.
Лиза почесала голову, растрепала волосы, посмотрела на себя в зеркало и выругалась. На кой черт причесываться? Она оказалась в Хинсеберге снова. Поэтому, естественно, ее настроение оставляло желать лучшего. Она не успела провести достаточно дней на свободе, прежде чем полиция сцапала ее. И все из-за какого-то позаимствованного у старикашки бумажника. Ну, конечно, она еще подделала подпись в ювелирке и смылась оттуда с несколькими драгоценностями, но их было не так уж много. Но стоило ей ограбить старика, и ее накрыли. Надо же так облажаться. Попасться из-за нескольких жалких сотен, когда она нацелилась на миллионы… Дьявольщина! Будь у нее еще немного времени на поиски картин, она обязательно нашла бы их. Тяжелая вычурная рама вокруг королевского портрета явно шла ему как корове седло, и рано или поздно она добилась бы истины от Петры. Девица наверняка была в теме, кто же иначе? Лиза не сомневалась в причастности кого-то из своих.
Она собиралась снова попытать счастья во Фрескати, но полиция встала на ее пути. Короче, Петра подставила сама себя. Ну, ей оставалось только ждать до следующего отпуска или просто-напросто попытаться сбежать каким-то образом. А не найди она ничего у Петры, ей стоило бы попрессовать Марту. Божья коровка вернулась в свою богадельню, и требовалось всего лишь найти ее там. Марта наверняка знала о картинах больше, чем рассказала. А десять миллионов выкупа, которые заплатил музей, уж точно не могли пропасть бесследно. Лиза вышла в общую комнату сделать себе кофе и увидела, что один из надзирателей машет ей из-за стекла. Он открыл дверь и подошел.
– Да, та еще штучка, – сказал надзиратель.
– О чем ты?
– Помнишь Марту Андерсон?
– Кто же забудет эту тетку.
– Ты разговаривала с ней когда-нибудь о краже картин?
Лиза не ответила.
Надзиратель попытался снова выяснить что-нибудь:
– Она призналась в ограблении музея, но потом утверждала, что картины украли. Ты не в курсе, она подозревала кого-то конкретно?
Лиза проигнорировала вопрос.
– Ренуара и Моне в любом случае вернули в музей. Но никто не знает, почему именно сейчас и где они находились так долго.
– Тогда вы должны выяснить это, – сказала Лиза.
– Я просто подумал, может, тебе еще что-то известно.
– Да мне на это глубоко наплевать, – сказала Лиза и отошла в сторону. Потом она выругалась и крепко сжала кулаки. Значит, картины вернулись! А она так мечтала наложить на них лапу и выжать из Марты миллион или два. И вот тебе подарок!
Остаток дня Лиза проработала, нанося изображение на футболки, но у нее все валилось из рук. Она ничего не видела перед собой и по ошибке умудрилась сделать все слоганы с внутренней стороны ткани.
Петра выключила телевизор, открыла холодильник и налила себе бокал вина. Зачеты закончились, и она размышляла над тем, как ей провести выходные. Она снова поругалась со своим другом, но теперь по-настоящему, и, как ни странно, не жалела об этом, а скорее испытывала облегчение. Наконец они расстались. Но ей не грозило одиночество, несколько парней уже были на примете, так что пока ее мучил вопрос: кого выбрать?
На пути к дивану она остановилась и бросила взгляд на плакаты с видами Стокгольма. Они находились на том самом месте, где раньше висели картины из музея, и сейчас, по прошествии времени, ей даже не верилось, что когда-то ее комнату украшали шедевры мировой живописи за тридцать миллионов. Которые она к тому же чуть не уничтожила.
Все могло закончиться ужасно плохо в тот вечер, когда она выплеснула на них черничный суп. Шла из кухни к дивану и по дороге споткнулась, а содержимое тарелки оказалось на стене. Большая часть попала на картины, и красивая серая униформа короля покрылась синими точками, а лицо Сильвии – лиловыми веснушками. Слава богу, фотографии впитали всю влагу, и находившиеся под ними холсты не пострадали, но портреты королевской четы уже никуда не годились.
Такая вот история, а потом еще этот таинственный визит так называемой кузины. В общем, все факты говорили за то, что пришло время избавиться от картин, пока не случилось ничего серьезного.
В тот же вечер она села и написала послание старикам, исходя из того, что у них остались деньги после кражи из музея, и что «вознаграждение» в сто тысяч крон – приемлемая сумма. Не слишком маленькая и не слишком большая, но вполне реальная. Конечно, она подумывала потребовать полмиллиона, но тогда, в ее понятии, она сама становилась преступницей. А так получала компенсацию за проделанную работу, и что-то ведь все равно ей причиталось за спасение картин в пристройке? В результате она могла бы жить и питаться «бесплатно» весь остаток семестра, а также получила бы средства на одежду и путешествия. Больше ей ничего не надо было в жизни.
Уже на следующий день, прибираясь в Гранд-отеле, Петра все спланировала. Воспользовавшись моментом, когда этого никто не видел, она подбросила письмо к Марте на стойку дежурного администратора.
Но ей следовало еще что-то сделать с шедеврами. Не могла же она оставить забрызганные черничным супом портреты королевской четы над диваном. Решение нашлось на выставке антиквариата и курьезных вещей в Щисте, которую она посетила два дня спустя. Там ей на глаза попались плачущая девочка и шкипер в зюйдвестке и с трубкой, и она сразу поняла, как ей поступить. Придя домой, лишь подрезала немного приобретенные картины под размер рам, чтобы они закрыли настоящие, и на том все кончилось. Какое впечатление ее ширпотреб произведет в Национальном музее, она прекрасно представляла, и сама хотела бы оказаться на месте событий.
Петра села на диван с бокалом вина, взяла газету и снова прочитала статью о картинах. Если верить ей, исчезнувшие полотна Ренуара и Моне вернули в детской коляске вместе с куклой. Она улыбнулась своим воспоминаниям, и ей стало интересно, как выглядел план стариков. Пластмассовый младенец!
В любом случае все, похоже, закончилось хорошо, даже если в описании произошедшего хватало странностей. Самое главное состояло в том, что она получила свои сто тысяч, и пятисоткроновыми купюрами вдобавок. Пенсионеры явно не обидели себя, и теперь она могла спокойно использовать свои деньги, оставаясь полностью вне подозрений. Она подняла бокал, закрыла глаза и выпила. Фортуна явно улыбалась ей.
Комиссары Петтерсон и Стрембек сидели перед компьютером каждый со своей чашкой кофе. Их информация о возвращении картин ушла в газеты и на телевидение, и все подумали, что дело закрыто, но в полицейском участке знали истинное положение вещей. Местонахождение шедевров оставалось неизвестным, и любые попытки проанализировать шутку с детской коляской заканчивались неудачей. Стражей порядка снова обманули.