Стинн обернулся ко мне, вопросительно приподнял брови, ожидая объяснений задержки.

— Где мы? Как я здесь оказалась? Не сделаю больше ни шага, пока не услышу объяснений!

— Ничего страшного, — кадари вновь любезно улыбнулся, но взгляд его наполнился откровенной издевкой. — Вашего согласия, принцесса, вовсе не требуется.

Я хотела сказать что–то еще, но внезапно поняла, что язык отказывается подчиняться. А потом мои ноги, без всякого моего на то согласия, возобновили движение. Первые шаги чувствовались деревянными, даже болезненными, но потом тело нашло правильный ритм и плавность движений вернулась. Все, что осталось моим собственным, — это жжение в глазах от подступающих слез. Мне было жутко, жутко еще и оттого, что я знала: магия Разума, которую применил ко мне ар-Гор, недоступна нам, эль–туань, и, как мне казалось прежде, недоступна и кадари.

Мне не пришлось гадать, кто владел ею, я и так прекрасно помнила: дженнай, любимцы Богов Хаоса, первыми отступившие от законов Властелина. Наши жрецы говорили, что Духи Бездны уничтожили всех дженнай. Похоже, жрецы ошибались…

— Мы почти на месте, — кадари поднял руку, и стена перед нами исчезла. Черный купол, высоченные колонны, аскетически обнаженные стены без фресок и украшений, пол, выложенный гладким красным камнем. Черное каменное возвышение посередине, все в глубоких трещинах. Возвышение, слишком похоже на алтарь для жертвоприношений.

Мы оказались во внутреннем храме кадари — ничем другим это сооружение просто не могло быть.

Не отрываясь, я смотрела на алтарь, чувствуя, как страх горьким комом поднимается к горлу. Среди эль–туань давно ходили слухи, что кадари практикуют жертвоприношения разумных, но политика моего отца диктовала закрывать глаза и на это, и многое иное. И вот…

Потом я посмотрела на кадари, собравшихся в храме. Здесь вместилось не меньше половины клана; кадари старались казаться спокойными, но во взглядах нет–нет и проглядывало радостное ожидание, предвкушение чего–то замечательного. Я видела это в глазах и взрослых, и стариков, и детей.

Кадари не собирались ничего объяснять мне: жертве ни к чему знать подробности ритуала. Кукловод дернул за невидимые нити, и я послушно подошла к алтарю. Это походило на мерзкий кошмар, и я даже уверила себя, что это он и есть — на одно краткое мгновение.

— Прошу, принцесса, — Стинн щедрым жестом указал на алтарь. — Ваше последнее ложе ждет вас.

Я вновь посмотрела на алтарь. Трещины в его камне не казались больше беспорядочно разбросанными по поверхности, теперь они складывались в рисунок, в древний, почти позабытый символ. В руну Хаоса. Стинн задумал не просто принести меня в жертву своим темным богам, он задумал развоплотить меня, убить не только тело, но и душу! Для Хаоса нет лакомства приятнее, чем душа смертного.

Ужас сжал мне горло, кровь оглушающе забилась в висках, глуша иные звуки. Мне стало страшно почти до физической боли, страшно как никогда прежде, и мысли вернулись к единственной сущности, которая могла бы помочь. Пусть за дорогую цену, но не дороже, чем мое посмертие!

Я не знала имени Дочери Властелина, и было ли вообще у нее имя — кроме моего. Не знала, бывают ли у Духов Бездны имена… Мне сказали, что я свободна от нее, что она ушла — но мои сны, но мои воспоминания…

«Вернись!» — закричала я в собственном сознании, потому что только там я вольна была это сделать. — «Вернись, стань со мной единым целым! Спаси меня! Пожалуйста, вернись!»

Никто не отозвался.

Никто не пришел…

…Алтарь под моим телом оказался теплым, словно изнутри его подогревала невидимая печь. И еще — я не могла избавиться от ощущения, будто тепло камня не сухое и чистое, как ему положено, а теплое, вязкое и влажное, как внутренности животного. Словно меня, еще живую, уже переваривал какой–то злой божок.

Мои открытые глаза, не мигая, смотрели на купол храма, весь испещренный рунами, и каждая из них была лишь вариацией руны Хаоса.

Ритуал начался с песнопения… со скребущего, возрастающего звука, от которого, казалось, лопнут барабанные перепонки. Звук был настолько отвратителен, что через несколько мгновений я мечтала только об одном — чтобы он прекратился. И не сразу заметила, что на куполе в такт этой дергающейся, пронзительной мелодии начали двигаться руны: изгибались, свивались, словно змеи во время совокупления. Их танец завораживал, держал, и я не могла отвести взгляда, не могла даже моргнуть. Я словно падала, но, вопреки всем законам природы, падала вверх, в круговерть пляшущих рун, в перевернутое небо купола.

Мысли начали путаться, замельтешили воспоминания, вскидываясь в сознании разорванными отрывками:

… вот я на охоте с братьями, смотрю, как величавый олень проносится перед всадниками — благородная добыча для благородных эль–туань…

… вот я в королевской малой приемной, с покаянным выражением лица выслушиваю очередной отцовский нагоняй…

… вот я в лаборатории таиртов, только что испортила очередную заготовку, и Мервин терпеливо объясняет, в чем я ошиблась…

… вот я кружусь в танце, но взгляд то и дело устремляется к стоящему в самом темном углу эль–туань — мой эль–эро… мой… мой… навсегда мой…

Воспоминания неслись перед мысленным взором все быстрее, их образы казались все более и более смутными, и я внезапно осознала: всего, что я уже вспомнила, во мне больше нет. Моя личность, моя память, мое осознание самой себя распадалось на части, с каждым мгновением, каждым проходящим образом меня становилось все меньше.

Накатил ужас, но тут же исчез, украденный рунами Хаоса.

И, когда это произошло, я испытала столь сильное облегчение, что не сразу поняла: ощущения тела исчезли. Вообще. Я не видела, не слышала, не чувствовала…

Наверное, меня тоже больше не существовало…

Небо Бездны, всегда спокойное и полное ярких немигающих звезд, в этот раз встретило Мервина яростной бурей. На магических вихрях неслись обрывки реальностей–миражей, звездный путь больше не казался установленным однажды и навсегда — он менялся буквально на глазах. Рисунки созвездий искажались. То здесь, то там закручивались спирали темной материи, пожирающей пространство и время. Границы миров расплывались, щиты на немногих защищенных вздрагивали от внешнего давления, а передвижение сквозь Бездну больше не ощущалось привычным полетом — теперь это было почти неконтролируемое падение…

Почти.

След кадари воспринимался как пространство, измененное чуждостью, — и только это и осталось привычным. Это, и еще вплетенный в след похитителей отзвук магии Риэль. Все остальное… Бездной будто овладело безумие…

Осколок мира, крепость клана ар-Гор, куда привел Мервина след, оказался окружен молочно–белой стеной, постоянно пульсирующей, — словно обесцвеченное и вывернутое наизнанку сердце. И ни сам Мервин, ни одна из Нитей стихий не могли пройти сквозь эту стену. А вот Темная магия таирта могла…