Чем старше становишься, тем больше жалеешь, что не пользовался моментом, не радовался мелочам и не брал от того времени всё, что можно было. Просыпаешься однажды и вдруг понимаешь, что ты взрослый человек, у тебя обязанности в первую очередь перед самим собой.

От грустных мыслей меня отвлекает Дима, который садится на водительское сиденье и громко хлопает дверью.

– Как прошло? – аккуратно спрашиваю я, по его лицу понимая, что прошло не очень.

– Как и везде – сказали, что перезвонят, – с тоской в голосе отвечает и тут же улыбается. – Это ведь ещё не конец, – хлопает меня по бедру.

– Да, не конец, – соглашаюсь и опускаю взгляд на свои руки.

Мы обошли почти все возможные места, где требуются водители, и везде одно и тоже. Надежда, которая до этого ещё тлела, начинает угасать, а вина, что это всё из-за моего длинного языка, грызть ещё больше.

– Эй, – Дима касается двумя пальцами моего подбородка и заставляет поднять взгляд на него. – Ты чего сырость разводишь? – спрашивает и вытирает большим пальцем дорожки слёз.

– Это моя вина, – всхлипываю я. – Ты ведь хотел уехать, маму забрать, жизнь свою устроить, а что теперь? – словно ребёнок, вытираю рукавом нос, снова всхлипывая.

– Да брось, – широко улыбается и обнимает меня. – Не в нашем городе, так в соседнем, но работу найду.

Я утыкаюсь носом в его плечо, оставляя мокрое пятно на его рубашке и при всём желании не могу успокоиться.

– Так, давай прекращай! Ты ведь у нас всегда всех подбадривала, ты как энергетик для окружающих – питаешь всех позитивом. Что это за сопли тут, а?

– Всё-всё, успокоилась, – отлипаю от него и вытираю щёки. – Больше не буду, – улыбаюсь я.

– Вот так-то лучше, – говорит Дима и устраивается поудобнее в водительском кресле, заводя машину. – Поехали домой? – спрашивает, повернув голову ко мне.

– Угу, – киваю и сама тоже пристёгиваюсь.

Дима подвёз меня до дома, а сам уехал к себе. Правда, живёт он через два дома, так что ехать недалеко. От города нас разделяют несколько километров, на которых расстелились зелёные поля, принадлежащие нашей ферме. Но наше маленькое поселение, в два десятка домов, тоже часть города.

Захожу во двор нашего старенького дома и, погладив идущую навстречу, виляя хвостом, собачку, иду в дом. Бабушки нет, а на улице ещё светло, значит она в огороде. И я, перекусив бабушкиными пирожками, иду помогать ей. А то я её знаю – будет корячиться, пока давление не подскачет, а потом полночи мучиться. Лучше я буду всё доделывать, чем переживать за неё ещё больше. Что, собственно, и сделала, после чего упала, как мешок картошки, и заснула мёртвым сном.

Рано утром, когда, укутавшись в тоненький кардиган, я иду к автобусной остановке, мне преграждает путь чёрный внедорожник с затемнёнными окнами. Нетрудно догадаться, кому принадлежит эта машина и по чью душу приехала.

Дверь со стороны водителя открывается, выходит здоровый мужик и открывает заднюю. Из автомобиля, одетый с иголочки, выходит Власов. Я делаю шаг назад, но понимаю, что это бесполезно, да и трусливо бежать не хочу. Вокруг ни души, потому что солнце едва за горизонт выглядывает. Но если бы и был кто-то, никто не подойдёт защитить честь бедной девушки.

Мужчина ждёт, когда водитель закроет дверь и вернётся в машину, видимо, чтобы нам никто не мешал. И только после этого он прислоняется к автомобилю. Сжимая сигарету двумя пальцами, он делает затяжку и выпускает струйку дыма, не спуская с меня взгляда зелёных глаз.

– Ты, детка … – его голос пронзает меня до крупных мурашек. – Слов не понимаешь? – вроде задаёт вопрос, но звучит как констатация факта.

– К-каких слов? – не узнаю свой голос, до того он дрожащий.

Это из-за утренней прохлады, он тут ни при чём! – пытаюсь саму себя убедить.

Власов молчит, продолжая осматривать меня с головы до ног. От его взгляда мне хочется под землю провалиться, но не хватает сил отвести глаз от него, не то чтобы хоть шаг сделать.

Он отрывается от машины и надвигается на меня, а остановившись в считанных миллиметрах, наклоняется к моему лицу, окутывая запахом морского бриза и сигаретного дыма.

– Увижу этого парня ещё раз возле тебя – пойдёшь покупать венок, – устрашающим шёпотом проговаривает он.

Глава 4

Арман

Эта чёртова девчонка въелась под кожу, как клещ вцепилась, и хрен её оттуда вытащишь.

Пока не овладею ею!

Только после этого я потеряю интерес. После того, как она будет плавиться в моих руках. Стоять на коленях и просить ещё. Умолять меня взять её, доставить удовольствие снова и снова.

Так и будет!

Приползёт, как собачонка, и будет скулить, глядя на меня жалкими глазами. Будет просить прощения, раскаиваться и сожалеть, что нос воротила. От меня! От меня, мать вашу!

Не знает, от чего отказалась. Сомневаюсь, что этот жалкий водитель сможет удовлетворить её так, как это сделаю я.

Не люблю конкурентов, а он мне точно не конкурент, но она держится за него, и я вынужден от него избавиться. В другом случае, я бы его просто грохнул и закопал в лесу. Как, собственно, и поступаю с теми, кто переходит мне дорогу. Но я решил начать с малого, вот только девчонка не понимает, с кем связалась.

И тут уже дело принципа. Потому что мне ничего не стоит схватить её, привезти к себе домой, привязать к кровати и пользоваться стройным телом с привлекательными изгибами, пока яйца не опустеют. Но представляя, как она явится ко мне на порог, стянет с себя дешёвое шмотьё и добровольно отдаст себя – яйца звенят от предвкушения.

Хочешь поиграть? Будем играть.

Разнообразия мне как раз и не хватало. Шлюшки, которые раздвигают передо мной ноги по щелчку пальца, надоели уже, а эта девчонка своим сопротивлением только разжигает интерес.

Вчера ночью, когда я работал дома, в дверь моего кабинета постучал Паша, который докладывает о передвижениях девочки каждый день.

– Выкладывай! – приказал я, продолжая изучать отчёты по супермаркету, где, собственно, и трудится девушка.

Всё же там что-то нечисто – такое резкое падение продаж вызывает сомнения. Меня явно кто-то решил обдурить.

– У неё сегодня был выходной, и она весь день носилась с Гладковым. Он ищет новую работу, но так как вы и приказали – его нигде не берут, – поспешно говорит мой помощник. – И… – замявшись, он привлекает внимание, и я отрываюсь от бумаг.

– Паша! – рычу я на него.

– Вот, – он бросает