Грейс вздохнула, возвращая листок на место, и оглянулась, чтобы окинуть взглядом келью. Что могло заставить этого молодого человека на такой долгий срок запереть себя в этом затерянном монастыре?

По ее губам пробежала ироническая улыбка, и она воздела к небу свои большие глаза орехового цвета при посетившей ее мысли. Разве сама она не хотела бы поселиться здесь и спокойно жить только со своими книгами и маленькими привычками? Она охотно призналась себе, что месяц-два, максимум год в таком уединении ее, безусловно, привлекли бы. Но два с половиной года? Если Антон Сьюйак был так увлечен науками, как говорил аббат, он мог бы поступить в какой-нибудь колледж или университет. По крайней мере, найти место, где последние достижения науки были бы у него под рукой. А он обосновался здесь. Почему? Что он искал или, напротив, от чего бежал?

Грейс проверила телефон. Ответа от медэксперта по-прежнему не было. Снаружи, как она слышала, продолжался ливень. Она взяла факел и вышла в коридор. Аббат тут же подошел к ней широкими шагами.

— Ну что?

— Будьте добры, дайте мне ключ от комнаты жертвы, — шепотом попросила Грейс.

Аббат протянул ей всю связку.

— Вот этот, — уточнил он.

Грейс молча закрыла дверь, сняла с кольца нужный ключ и положила к себе в карман. Аббат, ничего не говоря, наблюдал за ней.

— Увы, — сказала она наконец, — пока что я не могу делать никаких выводов. Зато вам, кто, похоже, хорошо знал Антона, должно быть известно, почему он так долго жил в вашем монастыре, нет?

Она слегка изменила интонацию голоса, сделав ее менее мягкой и более властной.

Аббат провел рукой по голове. Он явно был смущен.

— Похоже, этот вопрос вам неприятен, — заметила молодая женщина. — Вы действительно рассказали мне все, что знаете?

Он нахмурил густые седые брови, однако не посмотрел в глаза Грейс, которая вскинула голову и наклонила ее набок, показывая решительный настрой узнать правду в самом начале допроса.

— Когда он только приехал, я попытался расспросить у него, зачем он здесь, — начал аббат, — но он уклонился от ответа и сказал, что забрался в такую глушь именно для того, чтобы ему не задавали никаких вопросов. Я понял, что настаивать бесполезно.

— Как долго он намеревался оставаться в монастыре?

— Честно говоря, инспектор, у меня сложилось впечатление, что он никогда не уехал бы отсюда.

Аббат с сокрушенным видом прислонился к стене. В свете факела Грейс увидела блеск слез, собравшихся в углах его глаз.

— Кто мог совершить такое? И почему? Почему?

Услышав, что его голос надломился от волнения, монах тут же взял себя в руки.

— Если Господь так решил, значит, у него были на то свои причины…

— Брат Кэмерон, — обратилась к нему Грейс, — мне нужно будет допросить всех монахов.

— Но если убийца решит, что разоблачен, он может совершить непоправимое…

— Если он умен, то никак себя не проявит, в противном случае… придется импровизировать, но это моя забота, а не ваша. Согласны? Вы ничего не должны предпринимать.

— Хорошо, хорошо…

Аббат перекрестился.

— Но прежде я осмотрю кельи. В том числе и вашу, — добавила Грейс, поджав губы, что должно было означать, что ей это очень неприятно, но выбора у нее нет.

Он бросил на нее куда более мрачный взгляд, чем она ожидала. Грейс не смутилась, терпеливо глядя на него большими глазами.

— Если вы полагаете, что это может помочь…

Телефон молодой женщины зазвонил снова. Она отвернулась, чтобы ответить.

— Грейс Кемпбелл? Это доктор Мюррей, — прозвучал хриплый голос.

— Спасибо, что перезвонили. Ну что?

— Инспектор, если я не ошибаюсь относительно природы розоватой субстанции, вы имеете дело не с обычным убийством. Далеко не обычным!

Грейс жестом попросила аббата подождать ее и закрылась в келье жертвы.

Дождь прекратился, и в комнату пробился унылый серый свет.

— Почему вы так решили? — спросила она медэксперта.

— Для начала я хотел бы кое-что с вами проверить. Судя по метеосводке, мое прибытие на остров задерживается. Если вы хотите продвинуться в расследовании, вам придется немного запачкать руки вместо меня. У вас есть авторучка?

— Да.

— Хорошо. Это не идеал, но, за неимением лучшего, проявим смекалку. Хочу вас предупредить, что занятие не очень приятное, но… вам, должно быть, приходилось сталкиваться с чем-то вроде этого.

— Да, я кое-что повидала… за время работы… всякое случалось, — ответила Грейс с легким неприятным предчувствием.

— Отлично. Вы находитесь рядом с телом?

Она присела на корточки.

— Да.

— Теперь вставьте авторучку в левую ноздрю жертвы. Продвигайтесь осторожно. Скажете мне, когда почувствуете сопротивление.

Грейс выполнила, скривившись от мысли, что то же самое могли проделать с ней самой.

— Ну что? — спросил медик.

Она уже ввела половину ручки и была удивлена, что импровизированный зонд продолжает погружаться дальше.

— Ничего… Ручка полностью вошла в ноздрю.

— Так я и думал… — пробормотал доктор Мюррей. — Аккуратно вытащите ее.

Грейс положила запачканную красноватой жидкостью ручку возле лица убитого.

— Что вы об этом думаете?

— Если вам удалось ввести зонд так далеко, значит, была сломана решетчатая кость, разделяющая носовую перегородку и мозг. Принимая во внимание внешний вид розоватой субстанции, обнаруженной вами под носом, с девяноста процентами вероятности можно предположить, что жертве сделали эксцеребрацию.

— Что?

— Что у нее удалили мозг.

Это известие в дополнение к запаху запекшейся крови и виду трупа вызвало у Грейс необходимость присесть.

— Инспектор?

— Да… Я вас слушаю.

— Возможно, убийца действовал так же, как бальзамировщики мумий в Древнем Египте. Он ввел в ноздрю металлический крючок, сломал решетчатую кость, а потом извлек желеобразный мозг, быстро вращая своим орудием слева направо, вследствие чего мозг вытек через проделанное отверстие. Субстанция, засохшая под носом жертвы, наверняка является остатками мозга погибшего.

Теперь Грейс поняла, почему череп показался ей таким легким, когда она его поворачивала.

— С учетом следов на лице, которые я отметил на присланных вами снимках, — продолжал судмедэксперт, — допустимо предположение, что в момент эксцеребрации жертва была жива. Но это потребует более углубленного исследования.