— Олег, прекрати, — услышал я наконец голос нашего эксперта. — Ты портишь улики.

Анатолий схватил меня за руку и, несмотря на свое хрупкое телосложение, держал весьма крепко.

— Какие улики? — спросил я. — Ты, что не понимаешь? — Я не удержался от усмешки.

Я не мог понять, как такие очевидные вещи не доходят до него.

— Это он. Сам все сделал, сволочь…

Назвать Серикова человеком я не мог, хотя людей повидал всяких. Я видел убийц, видел насильников, но выродка, не пожалевшего собственного ребенка, грудного младенца, мне довелось встретить впервые.

— Эта мразь…

В конце концов, у меня самого был ребенок, и я не понимал, как так можно, такое просто не укладывалось в голове.

Анатолий продолжал с серьезным видом глядеть на меня, чуть нахмурив лоб, но руку так и не отпустил.

— Нет, это ты не понимаешь, мальчик, — тихо сказал он. — Кто ты? Ты судья, который может вынести приговор? Или следователь?

— Но… — начал было я.

Анатолий покачал головой:

— Ты опер, и твое дело — искать людей. Так занимайся своим делом и не мешай другим. Или хотя бы перчатки надень! — чуть ли не прорычал эксперт, доставав из чемодана пакеты и принялся упаковывать улики, едва слышно бормоча, что в его время такого беспредела не было.

Мне стало стыдно.

Уже вечерело. Я бросил взгляд на детскую площадку, где бегали малыши под присмотром своих мам. Одна девочка с визгом скатилась с горки. Несколько детей весело возились в песочнице. О чем-то оживленно беседовали сидевшие на лавочках девушки. Красота — вот только на одну мамочку с ребенком стало меньше.

— Да было бы, кого искать.

Анатолий оторвался от работы и кисло посмотрел на меня:

— А доказательства искать не надо? И трупы, если ты так уверен?

Давно меня не попрекало старшее поколение. Впрочем, Анатолий — мужик опытный, может, и посоветует чего.

— А ты не так уверен?

— Работать здесь надо, Олежа, работать. Но дело мутное. — Эксперт провел рукой по седым усам. — Зато шеф с тебя три шкуры спустит, если не найдешь ничего: все-таки ребенок пропал. Так что иди, займись делом.

— Может быть, материал не мне отпишут, и сдирать шкуру шеф будет с другого.

Анатолий лишь усмехнулся на это.

— Серикова позови, вещи опознавать. Ибо даже если материал отпишут не тебе, сегодня все-таки отработать придется.

Я вернулся к Юле и Кириллу в квартиру пропавшей. Судя по неприятному взгляду, которым наш следователь окидывала Серикова, мои подозрения, она явно разделяла. По крайней мере, девушка очень расстроилась, когда выяснила от участковых, что с оружием Серикова все было в полном порядке: разрешение у него имелось, и вообще он являлся заправским охотником.

— Охотились на кого-то крупнее зайцев? — не удержался я от вопроса с намеком.

Сериков намека не увидел.

— Нет, — с сожалением произнес Кирилл. — Далеко было ехать.

К моему удивлению, вещи, найденные мной и Анатолием, он узнал. Мастерски состроив гримасу удивления, достал из пакета одну из вещей и заявил, что это Наташино любимое платье, без которого она бы точно никуда не уехала.

То, что Наташа уехала не сама, понимали мы все. Уже сидя в машине, Юля громко причитала при нас с Анатолием, что она точно знает, что Сериков убил свою жену, и как вообще такие люди живут. В этот раз уже я осадил девушку, заявив, что у нас нет доказательств его вины, нет доказательств даже того, что было убийство. Юля со всей горячностью, свойственной юности, хотела с этим поспорить, но никаких аргументов, кроме своих подозрений, не нашла. Зато мы все дружно пожалели того человека, которому достанется этот материал.

23 августа

Утром я узнал, кому так не повезло. Этим человеком оказался я. Причем шеф сам вызвал меня к себе в кабинет и вручил материал, обрадовав новостью, что докладывать я буду каждый день.

Владимир Геннадьевич был несколько задумчив. Брови были нахмурены, руки сложены в замок. По его лицу можно было точно сказать: не нравилось ему это дело. Я уже думал, что он тоже уверен в виновности Серикова, но, как выяснилось, шефа беспокоило другое.

— Смотри, Олег, дело может выйти громкое, поэтому под мой личный контроль. — Владимир Геннадьевич вздохнул: — Будем надеяться, не убийство.

Мне тоже искренне хотелось верить, что девушка с малышкой живы. Очень хотелось, вот только обстоятельства исчезновения говорили против этого.

— Убийство в этом квартале нам всю статистику испортит.

Первым указанием шефа было узнать все данные о младенце. Документов ребенка в квартире не обнаружилось, поэтому Юля все записывала со слов отца. Серикова Алена Кирилловна, родилась четвертого августа этого года в нашем городе. Малышке было все несколько недель отроду.

Запрос, отправленный в Загс, результата не дал, точнее работник Загса сообщил, что такое свидетельство о рождении не выдавалось, и это поставило меня в тупик. После нескольких звонков, я выяснил, что это не ошибка, а это действительно имя не существовало ни свидетельства о рождении, ни медицинского полиса.

И в детской поликлинике, находившейся неподалеку от дома Серикова, о ребенке ничего не знали. Регистраторша, женщина в возрасте, уже с седыми волосами на голове, глядя на меня круглыми глазами, заявила, что, данных о ребенке у них нет. После настоятельной просьбы, она уточнила эту информацию у участкового педиатра, который окинул меня равнодушным усталым взглядом, но и врач уверенно ответил, что не помнит, чтоб ее вызывали к Сериковым, да и мединской карты на Серикову Алену у них нет.

Неприятных вопросов к Серикову у меня после этого прибавилось. Был ли вообще ребенок? Или Сериков просто рассудил, что незачем стоять в очередях, делать дочери документы и возить к врачу, если через месяц планируешь избавиться от ребенка? Жуткая мысль. Но зачем он все-таки сказал о ребенке и пропавших детских вещах? Я решительно ничего не понимал. Верно, Анатолий сказал: мутное дело.

Зато мне удалось опросить одну из соседок пропавшей. Полноватая женщина в старом поношенном халате и косынке, типичном наряде наших бабушек, с охотой поведала, что накануне исчезновения Натальи слышала ссору своих соседей, правда, о чем конкретно они спорили, толком не поняла. На мой вопрос, видела ли она Наташу с ребенком, ответила, что встречала ее с коляской один раз, однако саму малышку не видела, так как коляску прикрывала шторка: Наталья сказала, что сглазить боится, и куда-то быстро ушла. Нервная была какая-то, как не в себе. Из дому почти не выходила. Больше старушка ничего интересного поведать не смогла, хотя предложила выпить чаю и рассказать о своих соседях сверху, но на это у меня не было времени.

Я задумался о последнем сообщении пропавшей — если, конечно, его действительно набирала Наталья. Быть может, она узнала что-то о муже? Что-то такое, что стоило ей жизни. Я решил вновь побеседовать с Сериковым, тем более вопросов к нему у меня накопилось достаточно.