Создатель этой лаборатории (о нем отдельный разговор) завел непреложное правило: заполнять все клеточки-показатели, которые существуют в стандартном бланке свертываемости. Не отдельные выборочные и даже не большинство, а все без исключения. Просто? Просто-то просто, да не хочется. Лень и халтура преследуют человека на всем его трудовом пути. Бороться трудно. Бывают, конечно, исключения. Вот порядок в этой лаборатории и был таким приятным исключением. В результате подробного заполнения рисовалась довольно полная картина свертывающей системы крови, а выводы были почти всегда безошибочны. Если даже не было четких указаний, то отмечалась хотя бы тенденция, а это тоже пища для размышлений и действий.

Да, кстати, о создателе и вдохновителе этой не по-русски педантичной лаборатории. Поучительная история. Много лет назад, лет за десять, а то и пятнадцать до этого, в Москву приехал юноша поступать в Первый медицинский. Поступил. Его отец был тоже врачом, популярным и преуспевающим в масштабе маленького приморского городка на юге Грузии. Он был не только авторитетным и удачливым акушером-гинекологом, что почетно в любой местности, но и весьма умным и проницательным человеком, что встречается гораздо реже также в любой местности.

Навестив сына в Москве после первой же сессии и увидев все соблазны, которые как-то плотно окружают красивого и мягкого грузинского юношу, и с трудом, как он шутил, сам избежав этих соблазнов, он принял совершенно кардинальное решение. Поднатужившись морально и, главное, материально, он нашел нужных людей в министерстве (коррупция тогда только зачиналась и была доступна для относительно простых людей) и добился, чтобы сына Гурама отправили учиться в Париж, в Сорбонну, по обмену. Была такая форма. Гурама туда, а Пьера (условно) — нефтянника — сюда. Абсолютная идиллия. Тем более что грузин учился во французской школе и преуспевал в языке, а Пьер ходил зачем-то на курсы славистики. Сначала в качестве чудачества, а потом пригодилось. Все и устроилось.

Прошло пять или шесть лет, а может, и все восемь. Что стало с Пьером, мне неведомо, а вот Гурам появился в Москве совершенно в умопомрачительном виде: синий блейзер, блестящие пуговицы, кремовые брюки в стрелочку, начищенные ботинки и свободный французский с парижским прононсом. Каково? А еще, кроме того, за спиной аспирантура и прекрасная диссертация по свертывающим системам крови. Глубокие знания и желание заниматься наукой.

Заодно прихвачена лаборатория и методика работы в этом направлении. Точная и педантичная.

Шутки шутками, а результаты, которые выдавал Гурам, а потом и обученные им милые женщины-гематологи, позволяли серьезно корректировать лечение многих больных. Полезное дело.

Офранцуженный Гурам спас чисто кахетинского Левана. У него в крови оказался тот самый «синдром внутрисосудистого свертывания», что привело к нарастающему ишемическому инсульту. В мозгу образовалась зона, куда из-за тромбоза кровь почти не попадала. И функция мозговых клеток в этой области неуклонно гасла. Отсюда и парализация руки и ноги, головные боли, снижение памяти, медленное угасание мышления, концентрации внимания и прочих важнейших функций, которые и определяют суть человека. Медленный, но неуклонный конец. Б-р-р-р!

Но здесь все оказалось оптимистичней. Получив такой важный ориентир, доктора (по совету тех же моих знакомых гематологов) назначили нашему пациенту больше дозы гепарина. Два раза в день уколы подкожно прямо в живот. Как колют инсулин. Гепарин — пиявочный продукт. Этот малоприятный на вид червячок — великий целитель. Известен еще с времен Древней Греции. Греки любили оттягивать лишнюю кровь. Когда долго не было войны. Потом этим полезным делом занимался известный Дуримар.

Давно известно, что пиявка присасывается к теплому телу (холодное ее не волнует), анестезирует место укуса и сразу вводит в ранку противосвертывающее вещество — гирудин. Для комфортного поглощения слишком густой крови, как мы разводим молоком кашу или поглощаем коктейль через трубочку. На этом принципе и основано лечебное действие гепарина — производное гирудина. Кровь умеренно разжижается, и кровообращение в пострадавшем органе налаживается. Это, конечно, примитивная схема, все гораздо сложней, но для понимания ситуации вполне достаточно.

Вскоре я торжествовал. Моя идея материализовалась. Леван начал выздоравливать — прояснился вздор, ушло общее «обалдение» и онемение, задвигалась вначале нога, а потом и рука. Вокруг народ удивленно пожимал плечами и благосклонно радовался — никто не ожидал такого исхода. Про Нану и говорить нечего, она вся светилась.

Вот почти и вся история. Леван Александрович вернулся не только в Тбилиси, но и к операционному столу и помог выскочить, «выкрутиться» из смертельного тупика не одному десятку пациентов. Еще пять или шесть лет он активно работал, растил внуков и, к сожалению, перестраивал дачу.

Она же его в конце концов и погубила. Лихо оседлав конек крыши и что-то там прилаживая, он не обеспечил себя хорошими лесами. Понадеявшись на хилые ступеньки самодельной лестницы, свалился с самой верхотуры и ударился грудью.

Охая и стеная, поднялся и принялся за верстаком выправлять согнутые гвозди. Труженик! Вечером поднялась температура, одышка, его с трудом довезли до клиники и через несколько дней он умер от гнойного перикардита — воспаления околосердечной сумки. Остановить это злостное воспаление не удалось никакими антибиотиками. Вот так судьба и «косая» за ним следили, и на этот раз шанса на спасение не оставили. А человек был замечательный.

Уважаемый Владимир Львович, ко мне в руки попала Ваша книга «Один день и вся жизнь», где Вы выражаете симпатию к грузинскому (мингрельскому) народу, описываете наш обряд гостеприимства.

Наша деревня Анаклия Зугдидского района расположена там, где река Ингури впадает в море, где Вы когда-то один день находились в гостях и выходили на катере. Среди сопровождающих Вас находился человек, который рассказывал, как в начале войны его захватила немецкая подлодка. Этот человек был наш односельчанин Варлам Кикинадзе, он умер несколько лет назад.

После прогулки по морю Вас пригласили на обед в дом, где жили специалисты Анаклийского Животноводческого совхоза, муж и жена: он — ветврач, она — зоотехник. Эти добрые люди уже здесь не живут. Что касается остальных, кто Вас сердечно принимал: Тотоша, Дато, Котэ, — царствие им небесное!

Ваша книга «Один день и вся жизнь» — большая награда для нашего народа, я сравниваю ее с орденом чести, которым Вы наградили грузин.

Эта книга явилась маленькой частицей истории нашего народа, и скажу больше — Ваша книга есть учение Христа, призывающего любить и уважать друг друга!

Хотелось бы, чтоб «Один день и вся жизнь» стала настольной книгой в каждой грузинской семье, чтобы люди знали, что есть в мире здравомыслящие творцы, умеющие ценить совесть, честь и моральный уровень грузинского народа. Я не собираюсь Вам льстить, нет… я высказал свои мысли, возникшие после чтения книги.

Дорогой Владимир Львович! После Вашего приезда у нас кое-что изменилось, но верьте, грузинское гостеприимство осталось прежним.