— И что, поиски отца увенчались успехом? — вырвалось у Джулии. — Извините, но я сгораю от любопытства.

— Еще нет, — опять вмешался Морис. — Но когда я видел сэра Уильяма в последний раз, то он собирался отправиться в какие-то неисследованные области. Каждый на его месте нанял бы небольшой частный самолет, что и я ему советовал сделать. Но он не слушал меня. Сказал, что будет держать меня в курсе дела по рации.

— Ну и что, он так и поступил? — быстро спросил Кетинг.

— Да. Этот разговор я не забуду никогда, — тут Морис Делакур наклонился и враждебно уставился на Кетинга. — Если вы так тесно с ним сотрудничали, почему он ни разу не упомянул вашего имени?

— Наши пути разошлись в Кермане, — мрачно ответил Томас. — Он не хотел меня слушать. Я предупреждал его. Но он посчитал, что может положиться на местных проводников. Во всяком случае, после Кермана, я его уже не видел.

— А когда вы вернулись в Европу? — спросил Морис. — Откуда вы узнали о похоронах?

— В Париже, как в большой деревне, новости распространяются быстро, — холодно ответил Томас. — Почему вы спрашиваете?

— Так просто, — Морис повернулся в Джулии. — Когда мы сможем взглянуть на записи вашего отца?

— Возможно завтра или послезавтра, — уклончиво ответила она. — До тех пор вам придется потерпеть.Джулия хотела выиграть время. Она решила сначала сама как следует обследовать вещи отца, прежде чем подпустить к ним Томаса и Мориса.

* * *

Виктор Бомон проклинал чудачество своего друга, археолога Жана Прикара, предпочитавшего жить в деревне. Виктор не раз предлагал ему элегантный пентхаус в Париже. Но переубедить Жана не удавалось.

От дождя проселочная дорога совсем размокла, и Виктору с трудом удавалось удерживать машину. Более часа ему понадобилось на то, что преодолеть отрезок пути длиной в два километра. Когда Виктор, наконец, подъехал к дому Жана, то почти заплакал, увидев, что его шикарный ярко-красный «Ягуар» от грязи превратился в тускло-бежевый.

Одно из окон на первом этаже распахнулось.

— Привет, Виктор! Каким ветром тебя занесло? — Когда Жан смеялся, то напоминал собаку, скалящую зубы. — Перевод клинописи я еще не закончил.

Бросив еще один печальный взгляд на обезображенный автомобиль, Виктор направился к дому и остановился у окна:

— Мне нужны твои знания, — сказал он, вынул бумажник из кармана пиджака и вытащил оттуда кончиками пальцев записку, полученную от Мордашки.

— Заходи! Без очков я все равно ничего не прочитаю, без них я слеп как крот.

Жан Прикар закрыл окно, и Виктору ничего не оставалось делать, как войти в дом. Внутри пахло, как и во всех старых домах.

— У меня нет времени, — сказал гость, опустившись в скрипучее плетеное кресло.

— У тебя его никогда нет, — заметил небрежно Прикар, сохраняя спокойствие. Он не подал виду, когда Виктор подвинул ему через стол разорванный пополам лист бумаги.

— Взгляни-ка на эту записку. Auri sacra fames — это что значит?

— Проклятая жажда золота, — перевел Жан, не задумавшись ни на минуту. Наскоро нацарапанные на бумаге слова не произвели на него, как казалось, никакого впечатления.

— Посмотри на записку еще раз! — напирал на него гость. — Что могло быть на второй половине листка?

Жан пожал плечами. Все что угодно, но Жан догадывался, что хочет услышать Виктор. Жан прочитал в газете о самоубийстве сэра Уильяма Стаффорда и поразмышлял об этом. Они познакомились еще будучи студентами. Стаффорд и самоубийство? Жан даже представить себе такого не мог. За этим скрывалось что-то другое. Он еще раз посмотрел на записку. Это был почерк Стаффорда. Прикар хорошо знал его по письмам, которыми он регулярно обменивался с сэром Уильямом.

— Золото многим стоило жизни, — заметил он и положил записку назад.

— Поговорим об этом как-нибудь в другой раз, — грубовато сказал Бомон. — Я хочу знать, что могло быть написано на другой части листка.

— Вероятно, путь к цели, — лаконично ответил Жан и поднял беспомощно руки. — Эта фраза мне не знакома.

Археолог не хотел упоминать то, что он узнал почерк автора записки, и злить Бомона, ведь, в конце концов, он был обязан ему своей безбедной жизнью.

— Ладно, расскажи мне, что ты знаешь о находках Александра Македонского, — спросил Бомон. — Но прежде всего я хочу знать, по какому пути пошел бы ты, если бы тебе нужно было проследить продвижение Александра?

— Да тут тысячи вариантов, — мгновенно ответил Жан. — И каждый из путей может быть правильным. Я могу тебе нарисовать, как бы пошел я на месте Александра. Но не забывай, что пустыня за два прошедших с тех пор тысячелетия изменилась. Изменения могли произойти даже за последние сто лет.

— А что насчет той легенды о разрушенном храме и проклятии…

— Ой, да об этом и говорить-то не стоит, — перебил его Прикар. — Якобы Александр разрушил храм Персефоны, греческой богини потустороннего мира. Там, как гласят легенды, Амальфона, преемница персидской прорицательницы Самбеты, хранила так называемое Око.

— Какое Око?

— Об этом единого мнения нет. Речь шла то ли о зеркале, то ли о драгоценном камне, с помощью которого жрицы делали свои предсказания, — пояснил Жан.

— И что дальше?

— Самбета, самая старшая персидская прорицательница, предсказала поход Александра против Ксеркса. Об Амальфоне, с которой Александр познакомился лично, рассказывают надписи на каменных плитах. Она якобы прокляла Александра, потому что тот забрал Око себе, — Жан откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. — Мистер Стаффорд рассказывал мне как-то, что он нашел еще одно упоминание об Оке. Там оно, правда, уже называлось Сумеречным камнем, — Жан опять наклонился вперед. Как будто забыв на мгновенье о присутствии Виктора, он уставился на золотисто-желтую жидкость и прошептал, — Странно, но мне показалось, что сэр Уильям верил в эту историю. Во всяком случае, он говорил что-то о том, что это Око или Сумеречный Камень якобы исчез.

Глаза Бомона жадно загорелись. Он не верил ни в какие сверхъестественные вещи, для него все это было полной чушью. Но он знал, что всегда найдется достаточно богатых коллекционеров, которые захотят пощекотать себе нервы, приобретя старинный предмет, на котором якобы лежит проклятье.

— И ты думаешь, что этот камень был у Стаффорда? — нетерпеливо спросил он.

— Во всяком случае, он что-то знал о нем. Возможно даже, что к нему прикасался, — Жан покачал головой. — А его смерть? Что если и она как-то связана с Оком?

— Как это? Что ты имеешь в виду?

— Сейчас поясню. Говорят, что Амальфона предвидела похищение Ока и что существует запись на каменной плите со следующими словами: «Несчастный македонец, ужасное проклятье лежит на укравшем Око. Послушай, македонец, ты умрешь от огня, который сожжет тебя изнутри, — Жан неуверенно пожал плечами. — На этом месте запись обрывается, другой кусок плиты не сохранился. Но все мы знаем, что Александр действительно умер от внутреннего огня — от лихорадки. Вот и все, Виктор, больше мне сказать тебе нечего.