Учительнице было двадцать пять лет, и у нее были толстые лодыжки.

Миссис Адамс.

Она носила свободные джемперы и блузы-балахоны, и Диана, увидев ее впервые, была уверена, что та беременна. Но шли месяцы, учительница не делалась толще и явно не собиралась никого рожать. У нее были очень светлые, казавшиеся почти прозрачными волосы, свисавшие прядями, ненатурально детский голос и манера говорить монотонным речитативом, типичная для учителей младших классов католической школы, кроме монахинь разумеется.

Монахини, напротив, разговаривали с детьми так, словно командовали маленькой неугомонной армией. Армией купидонов.

Диана стояла, комкала в руках салфетку с крошками от печенья и вежливо улыбалась дородной учительнице. Но ее совет она полностью проигнорировала.

Они с Полом считали, что девочкам вполне достаточно не ссориться с остальными. А уж с кем их дочери дружить и насколько тесно — это ее личное дело.

Когда умер Тимми, тоже была весна. Возможно, думали они с Полом, Эмма так привязалась к обеим своим подружкам не в последнюю очередь потому, что горевала по Тимми. Пусть это был всего лишь кот, но Эмма очень его любила — так же сильно, как полюбила Сару-Энн и Мэри.

Диана нисколько не сомневалась: в свои восемь лет Эмма способна на пылкую любовь. Пожалуй, даже на страсть, не хуже героини трагедии или старинной шотландской баллады, — ту страсть, что заставляет молодую девушку броситься в море со скалы, добровольно пойти на казнь или восстать из мертвых и призраком бродить по знакомым местам в надежде отыскать потерянного возлюбленного.

Хотя пока Эмме было всего восемь.

После смерти Тимми она целую неделю не ела ничего, кроме тостов. И потом еще долго просыпалась среди ночи вся в слезах, с плачем бегала по комнатам и заглядывала под диваны и кресла, подзывая своего Тимми. При этом она точно знала, что кот умер, и понимала, что это значит.

Диана принесла тельце Тимми от ветеринара в картонной коробке, и Пол похоронил его на заднем дворе. Эмма при этом не присутствовала — смотреть, как ее любимого кота опускают в темную земляную яму, будет для девочки слишком жестокой травмой, решили они и просто показали ей, где его могилка, а потом вместе посадили на ней бледно-голубые фиалки. У фиалок были почти человеческие лица, и они, питаясь мертвой плотью Тимми, мягко покачивались на тонких стебельках и неутомимо поворачивали свои карикатурные головки к солнцу.

Тем не менее, стоило им заговорить о том, не пора ли завести нового котенка, Эмма неизменно отвечала: «Тимми не любит других кошек».

Следующие две недели мистер Макклеод был весел, смеялся в классе много и с удовольствием.

Закрыв учебник, он рассказывал ребятам о том, как любит биологию и как трудно найти место учителя, он уже почти потерял надежду и даже подыскал себе работу на заводе по производству автомобильных запчастей, когда по счастливой случайности устроился в их школу в Бриар-Хилле, куда каждый день идет с радостью.

Девочки старались не смотреть друг на друга.

Иначе от смеха не удержаться.

И тогда мистер Макклеод может обидеться.

Но смех продолжал ветерком веять в кабинете биологии, и они ощущали его каждую секунду.

Прошло несколько недель — учебный год подходил к концу, — и вот как-то раз они зашли в класс раньше мистера Макклеода. Райан Хаслип схватил кусок желтого мела, цветом похожего на зубы Макклеода, быстро написал на доске: «Шлюха» и нарисовал стрелку, указывающую на скелет. И сел на свое место.

Когда появился мистер Макклеод, никто не издал ни звука.

Настал тот самый миг, когда добро получило шанс восторжествовать над злом. Мир вечно балансирует в ожидании таких моментов. Достаточно было кому-то одному вскочить с места, взять тряпку и стереть слово с доски, пока его не заметил учитель.

Но все сидели не шевелясь, в сгустившейся, словно наэлектризованной атмосфере…

В окно вдруг забарабанил мелкий дождик — а ведь только что светило солнце, и это было словно признание вины.

Первым, что увидел мистер Макклеод, войдя в класс, было написанное на доске слово. Он взял тряпку и стер его.

Он тер долго и яростно.

Когда он закончил, в воздухе вокруг него висело облако желтой меловой пыли.

Он не произнес ни слова, но лицо его было ужасно.

На следующий день со скелета исчезли и бикини, и роза, а мистер Макклеод дал классу невыполнимый, убийственный по сложности тест на типы мышц человеческого организма, которых насчитывается шестьсот сорок. Самая сильная из них — сердце, и, хотя учитель говорил об этом ученикам не меньше сотни раз, ни один не дал правильный ответ.

Молодо-зелено.

Диана выехала на Мейден-лейн, думая о том, что Тимми в земле уже превратился в фиалки. На секунду в древесных ветках над головой мелькнул просвет, и она смогла увидеть небо.

Оно было абсолютно ясным, а воздух свежим и чистым.

Его прозрачная пустота поразила ее, впрочем, кроны деревьев сомкнулись вновь и закрыли бездонную голубизну. Диана свернула в нужный проезд и увидела мужа. В ожидании своих девочек он устроился на крыльце в белом ивовом кресле-качалке.

Качалок было две. Вторая, сейчас пустая, покачивалась на ветру рядом с первой, в которой сидел ее муж. Эта была картинка из ее детской мечты. На крылечке соседнего дома годами стояла пара качалок. Зимой они обычно исчезали, но каждую весну неизменно возвращались на свежевыкрашенное крыльцо. Диана ни разу не видела, чтобы в качалках кто-нибудь сидел, но для девочки они стали олицетворением семейного счастья и домашнего уюта.

По какому-то странному совпадению спустя много лет, одним субботним утром, проезжая с Полом мимо того самого дома, она увидела на фронтоне надпись: «Продается».

Зашла и купила качалки.

Теперь в одной из них сидел ее муж. Спинка, сплетенная из ивовых прутьев, возвышалась над плечами, ниже плавно закругляясь подобием двух крыльев. Он сидел вразвалку и отхлебывал из бутылки минеральную воду «Горная роса». Приветственно помахав ей рукой, он изобразил на лице преувеличенно радостную клоунскую улыбку, по-видимому в расчете на Эмму.

Диана миновала мужа в плетеной качалке, заехала в гараж и припарковала машину рядом с потрепанным велосипедом Пола марки «Швинн». Второй машины, кроме мини-вэна, у них не было — и в офис, и на занятия в университет Пол ездил только на пыльном красном «швинне». Смотреть, как он выруливает из узкого проезда на дорогу, было одним из любимых развлечений Дианы.

Профессор философии — седая бородка, джинсы и твидовый пиджак, очки в простой металлической оправе, — невзирая на погоду, дождь, солнце или снег, яростно крутит педали…

Диана опустила со своей стороны окно и вылезла из машины. В гараже, где почему-то воняло мокрыми тряпками, было тесно, как в гробу, так что она едва смогла протиснуться в открытую дверцу. Ступила в темноту и на секунду вдруг вспомнила, как ребенком в тенистой тишине пробиралась через озеро, ступая босыми ногами по илистому дну, и водоросли цеплялись, мешая идти, а потом обнаружила, что уже не чувствует под собой опоры и держится на поверхности воды. Словно кто-то гнал ее вперед, приговаривая: «Ну же, Диана, не трусь!» — и вот она уже плывет, загребая руками.