Иван Васильевич почесал шейку попугая и повернулся кхозяйке:

— На что жалуемся, мамочка? Выглядит он у вас оченьхорошо!

Он в последнее время стал очень грубо выражаться, —горестно потупившись, сообщила Лола.

— Матерится, что ли?

— Да нет, до этого пока не дошло, но вообще грубит…

Словно для того, чтобы подтвердить слова хозяйки, Перришонсклонил голову набок, неодобрительно посмотрел на профессора и глубокомысленноизрек:

— Дур-рак! Стар-рый дур-рак!

Профессор обиженно отстранился, снял очки, протер их полойхалата и после небольшой паузы проговорил:

— Да, действительно, грубит.., самое главное, ерундукакую-то говорит, полную бессмыслицу…

Попугай надулся, выпучил глаза, сделавшись удивительнопохожим на артиста Хазанова, и проорал на всю приемную:

— Пр-рофессор-р кр-ретин!

Иван Васильевич снова надел очки, внимательно посмотрел наПерришона и произнес:

— Серьезный случай! Боюсь, что ваш красавец перенес вдетстве тяжелую психическую травму.., или не в детстве. Но отчаиваться ненужно, мы будем с ним работать, и давайте надеяться на положительный результат.Во всяком случае, так это оставить нельзя…

Обойдя всех пациентов, профессор вернулся в кабинет ипродолжил прием.

Лола достала было из сумочки новый детектив Мымриной,который все никак не могла дочитать, но в это время в приемную влетела худаяэнергичная коротко стриженная брюнетка прилично за сорок.

Если бы дама не была так худа, ее появление можно было бысравнить с появлением шаровой молнии — так она была заряжена каким-то живымэлектричеством. Воздух в комнате стал чуть слышно потрескивать, и Лолапочувствовала, что волосы у нее на голове наэлектризовались и встали дыбом.

По этой характерной особенности она даже быстрее, чем повнешности, узнала свою старинную знакомую Аглаю Михайловну Плюсе,околотеатральную особу, с которой она встречалась еще в Театральном институте ипозже, в маленьком театре, где Лола работала несколько лет назад.

— Аглая! — окликнула Лола знакомую. —АглаяМихайловна!

Электрическая дама резко развернулась, узнала Лолу икинулась к ней в объятия.

— Оленька, золотко! — восклицала она в своейпреувеличенно темпераментной манере. — Сколько же я тебя не видела? Столет, наверное!

Лола, которая давно отвыкла от своего настоящего имени, чутьотстранилась, поправила сбившуюся прическу и проговорила:

— Ну не стоит преувеличивать.., не виделись мы с вамитолько три года… А что вы здесь делаете? — Она имела в виду, что Аглаяпришла к профессору-орнитологу без птицы.

— Да так, по делам, — отмахнулась Аглая. —Аты-то чем занимаешься? — Она окинула быстрым внимательным взглядом дорогойЛолин костюм, свежее ухоженное лицо. —Давно тебя нигде не видно.., ни насцене, ни на экране…

— Да так, кое-какие дела, — отмахнулась в своюочередь Лола. — А вы где сейчас работаете?

— На телевидении, — гордо сообщила Аглая, —занимаюсь кастингом…

Лола почувствовала легкий укол в области сердца.

Телевидение! Кастинг! Какие волшебные слова! Что бы там ниговорил Леня, только в этом мире, в сияющем мире кино и телевидения, Лола моглабы чувствовать себя по-настоящему счастливой! Только там она могла бы дышатьполной грудью, вдыхая живительный, будоражаший воздух славы…

Словно прочитав Лолины мысли, почувствовав ее волнение,Аглая Михайловна слегка отстранилась от Лолы, по-птичьи склонила голову набок(не зря все-таки она пришла к орнитологу), оглядела старую знакомую круглымвыпуклым глазом и задумчиво проговорила:

— А что.., в этом что-то есть.., может быть, это именното, что надо.., нет, определенно, это наш случай…

На несколько секунд замолчав, она вдруг сложила руки ирешительно проговорила:

— Олечка, детка, вы ничем не заняты завтра?

— Завтра? — переспросила Лола, делая вид, чтораздумывает. На самом деле сердце ее бешено заколотилось, руки задрожали.Неужели это тот самый случай, та судьбоносная встреча, которая приведет ее вволшебный мир кино, приведет ее к славе? — Пожалуй, завтра ясвободна, — ответила она равнодушным, скучающим тоном.

— Тогда зайдите завтра к нам на Чапыгина, в триставосьмой офис. Скажете, что от меня.

— Спасибо, Аглая Михайловна, как можно спокойнееответила Лола. В душе у нее пели фанфары.

— У нас в работе детективный сериал, продолжалаАглая, — называется «Две дамы с попугаем». Это такая детективная комедия,у одной из героинь пропал муж, и они с подругой отправляются на поиски…

«Конечно, детективный сериал — это не совсем то, о чем ямечтала, — подумала Лола, — я хотела воплотить на экране сложный иразносторонний женский характер, трудную судьбу.., но в конце концов, это можетбыть первым шагом к осуществлению моей мечты.., в конце концов, сериалы смотрятвсе.., я могу сделать себе имя.., меня увидит на экране известный режиссер, онпочувствует мой большой актерский потенциал…»

— Так значит — завтра, офис триста восемь! — грубовторглась Аглая в ее мечты.

В это время дверь кабинета распахнулась, и Лолу с Перришономпригласили к профессору.

— Клянусь тебе, профессор именно так и сказал, —повторила Лола, — то, что Перришон так грубит, — это следствие скрытогонеблагополучия в его непосредственном окружении. То есть в нашем доме. То естьв этом есть наша с тобой вина…

— Ну да, конечно, — недоверчиво проговорил Леня,подливая себе третью чашку кофе, — как в американском фильме.Маньяк-убийца зарезал маникюрными ножницами восемьдесят старушек только потому,что в раннем детстве его бабушка не позволила ему взять в дом бездомного щенкаирландского волкодава…

— С тобой совершенно невозможно разговаривать! —обиженно проговорила Лола. — Ты все высмеиваешь! Для тебя нет ничегосвятого! А он именно так и сказал! На психике птицы болезненно отражаются нашиссоры, и твои бесчисленные романы на стороне, и даже твое хроническое нежеланиеподдерживать в доме элементарный порядок…

— Бар-рдак! — очень своевременно завопил попугай. —Кр-ругом бар-рдак!

— Ты тут еще будешь!.. — покосился Леня наПерришона. — Шею сверну, и никакой профессор тебе не поможет!

— Тер-рор! — переполошился попугай, и тут жезалебезил:

— Перри хор-роший, хор-ро-ший! Пер-реньке ор-решков!

— То-то! Орешков тебе! — Леня погрозил попугаюкулаком! — По-моему, все, что ему нужно, — это строгость!Справедливая строгость! Никаких послаблений!

— А профессор сказал, — гнула свою линиюЛола, — что все это имеет свои подсознательные причины, и если мы хотим,чтобы птица прилично выражалась, мы должны начать с себя!